Утром, когда я проснулась, Сола уже не было.

– Он пошел готовить вещи, – сказал пан Розенберг.

Должно быть, Сол сообщил отцу новость о нашей свадьбе. Я вглядывалась в лицо пана Розенберга, ожидая его реакции.

– Вы не против?

Он улыбнулся, и в его глазах заплясали искорки от радости.

– Сэделе, я никогда не был так счастлив! – Тогда я увидела в нашем браке признак одобрения, заявление, что нас ждет будущее. Это принесет всем нам, включая пана Розенберга, хоть немного столь необходимой в это время надежды. Потом его лицо стало серьезным. – Хотел бы я, чтобы здесь присутствовали твои родители. Однако я надеюсь, что ты позволишь мне быть отцом для вас обоих. – Потом я увидела, как он вырвал страницу из одной из своих книг и попытался написать импровизированную ктубу[5] для нас.

Я не знала, куда подевался Сол и что от меня требуется для подготовки к свадьбе. Поэтому я стала собираться, надела подаренное Эллой платье, которое каким-то образом осталось относительно чистым, и причесала как могла волосы. Мысли вернули меня к боеприпасам, и я задалась вопросом, смог ли Крыс найти ящики или выяснить, кто влез в канализацию и забрал их.

Несмотря на предостережение Крыса не покидать комнаты, в одиннадцать часов, в наше обычное время встречи с Эллой, я направилась к решетке. Мне не терпелось рассказать ей о наших свадебных планах и попросить ее поучаствовать в церемонии. Но она не явилась ни в назначенное время, ни позже. Я задумалась, рассказал ли ей Крыс, что случилось с боеприпасами, и запретил ли и ей тоже подходить к решетке, и услышит ли она меня. Как я найду ее и сообщу ей новость о нашей свадьбе?

Спустя час я, расстроенная, вернулась в комнату.

– Элла не пришла, – сказала я Солу, который уже вернулся к тому моменту. – А что, если что-то случилось?

– Уверен, все с ней в порядке, – заверил он, хотя сам точно не знал.

– Надеюсь. Я бы все равно хотела, чтобы она была там, когда мы поженимся. Можем подождать еще немного, вдруг она появится? – Разочарование проступило на его лице. – После всего, что произошло, с боеприпасами и остальным, мне кажется, мы не должны терять ни минуты. Но я уверена, что она придет завтра. Я просто знаю.

Сол улыбнулся.

– Конечно. Что такое еще один день, когда у нас впереди вся оставшаяся жизнь? Но, Сэди, что, если она не придет и завтра?

Этот вопрос я едва ли могла обдумать как следует.

– Тогда мы поженимся без нее. – Сол был прав: мы не могли ждать вечно.

День тянулся медленно.

– Пойду убью время, поищу какие-нибудь ненужные вещи, чтобы соорудить настоящую купу, – весело сказал Сол тем вечером после ужина.

– Не нужно. – Вся канализация представляла собой что-то вроде свадебного навеса, укрывавшего нас от неба над головой. Но Сол казался таким взволнованным, что я не хотела его разубеждать.

– Будь осторожен, – предупредила я. Он чмокнул меня в щеку, а затем направился в туннель.

Прошел час, потом два, и я стала волноваться. Близилась ночь, и я надеялась, что Сол не зашел слишком далеко, окрыленный энтузиазмом, и не попал в беду. Я подумывала пойти за ним, но не знала, в какую сторону он направился по туннелям. Сейчас он мог быть где угодно.

– Думаешь, с ним все в порядке? – спросил сдавленным голосом пан Розенберг.

– Да, абсолютно. – Я придала уверенности своему голосу. – Он просто ищет вещи для свадьбы. – Но отца Сола это не убедило, и он в тот вечер не стал как обычно готовиться ко сну, а беспокойно расхаживал вперед-назад по комнате.

Наконец далеко за полночь Сол появился у входа в камеру.

– Сол, где ты был? Я так волновалась. Все хорошо? – посыпался на него ворох вопросов.

Он помотал головой, и от мрачного выражения его лица у меня сжалось сердце. Затем позади него появилась темная тень.

– Элла? – Я стояла, пораженная, впервые увидев подругу в канализации. – Что ты здесь делаешь? – На мгновение во мне мелькнула надежда, что, несмотря на абсурдность, в такой поздний час, он пригласил ее на свадьбу и она каким-то чудом согласилась.

Однако взглянув на ее выражение лица, я поняла, что как никогда далека от истины.

– В канализации больше не безопасно. Вам всем сейчас же нужно пойти со мной.

Элла

После того, как Крыс оставил боеприпасы в канализации и мы ушли прочь от решетки, я вернулась домой. Всю ночь я не спала, представляя себе ужасные вещи, которые могут случиться. Я не должна была допустить, чтобы Сэди согласилась, ругала я себя. Я видела ее робкое лицо, но она твердо была намерена помочь, чем можно. Ни она, ни Сол не были готовы к тому, что просил их сделать Крыс для Армии Крайовой. В обычных обстоятельствах не так уж сложно оставить на ночь пару коробок. Но в жизни Сэди ничего не было обычного; было не меньше десятка вариантов, по которым все могло пойти не так, и каждый из них прокручивался в моей голове неизбежным кошмаром.

Следующим утром я выскользнула из дома еще до рассвета, слишком взволнованная и встревоженная, чтобы ждать дальше. Мне нужно было проверить Сэди и убедиться, что с ней все в порядке. Я шла по пустынному мосту, утренний августовский воздух был теплым и липким. Сначала я подошла к решетке, но, конечно, в такой ранний час там никого не оказалось. Внизу я ничего не разглядела. Оттуда я отправилась в Дебники. Кафе было закрыто ставнями и заперто, как и двери подвала в пивницу. Я даже поднялась в комнату на верхнем этаже, где иногда останавливался Крыс, но и там было пусто. Когда я толкнула незапертую дверь и заглянула в безлюдное пространство, все выглядело так, будто там никогда никого не было, ни прошлой ночью, ни когда-либо еще.

Моя тревога усилилась. Я никого не могла найти, чтобы выяснить, что произошло. Подавленная, я направилась обратно в центр города. Мне пришлось бы прождать несколько часов до запланированной встречи с Сэди. После всего, что случилось, я даже не знала, появится ли она вновь. Я добралась до нашего дома на улице Канонича и вошла внутрь, надеясь проскользнуть через фойе и пропустить завтрак. Я не могла сидеть напротив Анны-Люсии и поддерживать разговор. Но когда я проходила мимо столовой, там было на удивление тихо, стол был убран. Ханны на кухне я тоже не слышала. Я гадала, позавтракала ли мачеха или еще не спустилась. Может быть, ее вообще не было дома. Я поднялась по лестнице.

Приближаясь к четвертому этажу, я услышала шорох сверху. Тревога усилилась. Кто-то был на чердаке.

– Эй? – позвала я. Я молилась, чтобы это оказалась Ханна за уборкой. Но шаги были слишком тяжелыми, а движения – неспешными.

Анна-Люсия появилась в дверях моей спальни, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, будто после продолжительного подъема, с торжествующим выражением лица.