– Ага. И еще им. Вот последний костюм продам и заплачу!

– Не ной. Кроме нас, никому платить не будешь, – заверил смазливый.

– Когда они придут? – спросил смуглый.

– Завтра, в восемь вечера.

– Мы тоже будем.

На следующий день в восемь вечера Равиль Юсупов, призер области по культуризму, он же главарь новой шайки, и двое его приятелей страшно удивились, когда за их столик подсели трое хлюпиков (это были Йошка, Снайпер и Гусявин) и начали пустой разговор.

– Вот что, братки, похлебали из этого корыта – пора и честь знать, – сказал Йошка.

– Чего?! – Юсупов поставил на столик бокал с коктейлем, соломинка прилипла к его губе. Он пытался понять, что это за таракан тут качает права.

– Проехали на дурачка, насшибали «зелень» – съезжайте с жилплощади.

– Равиль, мы их здесь уделаем или до сортира доведем? – деловито спросил стодвадцатикилограммовый качок Коля Трынчугин.

– Ошибочка выйдет. – Йошка осклабил белые зубы. – Откуда вы взялись, умники? Думаете на дурачка такую точку проглотить? Точка раньше под городским положенцем из воров была. Под Медведем. Сейчас новый положенец. Точка его. Вас тут больше нет.

– Не, я ему все-таки звездану сейчас, а не потом, – сжал кулак Коля.

– Я выживу. А потом спляшу на твоей могиле… У нас базар по душам – по правилам тут руки в ход не идут.

– Погодь, Николь. – Юсупов поднял руку. Он слышал о Медведе и воровских разборках, но не принимал их близко к сердцу. Считал, что вышел в крутые после того, как удалось приобрести три китайских «ТТ» и чеченский «волк». – Никуда мы съезжать не будем. Хотите разборок – забивайте «стрелку». И поглядим, у кого бицепс больше. Послезавтра, на пустыре у восточной ТЭЦ. В восемь вечера. Подходит?

– Подходит. – Улыбка на лице Йошки стала шире.

– А теперь двигайте отсюда, козявки, чтоб не зашибли. – Тут Юсупов вспомнил, что нужно выпятить челюсть, как у Шварценеггера.

Следующим вечером в расположенном в глубине дворов за котельной спортзале собрался «совет стаи» – весь «мясокомбинат». Все четырнадцать человек. Некоторые даже во время разговора тягали железо или жали эспандеры. Блики света играли на рельефных мышцах.

Большинство присутствующих интересовались лишь вопросами объема груди, бицепсов, величины других мышц. Некоторым образом волновали их и проблемы хлеба насущного, которые помогал решать бар и территория у автобусной остановки, где можно было подзаколотить на обирании мелких торговцев – цветочников, спекулянтов табачными изделиями. Собравшимися владело воинственное настроение. Лишь несколько человек не хотели участвовать в разборке. Но когда кто-то из них заикнулся, что нужно отдать точку и не наглеть, то чуть не заработал стальным блином по почкам.

Обсуждение было в самом разгаре.

– Нужно побольше ребят подключить!

– Эти уголовнички такие хлюпики, видел я их.

– У них стволы могут быть.

– А у нас что, нет?

– Слишком борзые, надо так по рогам дать, чтобы больше не лезли!

– Деловые! Карманники недоделанные, а строят из себя!

Самурайский дух креп на глазах. Практика пары удачных выбиваний долгов, нескольких уличных грабежей, взломанного ларька, поборов с бара и с толкучки у автобусной остановки казалась вполне достаточной, чтобы бросить вызов всем бригадам города.

Обсуждение неожиданно прервалось на самом интересном месте, когда речь шла о том, убить ли кого-нибудь или достаточно переломать ребра. В зал влетела «лимонка».

Юсупов заорал «ложись» и проворно юркнул за маты. Качки упали на пол… Но взрыва не последовало.

– Смотри, гомики уже разложились, – хмыкнул Йошка, осматривая спортзал. – Ариков, что ли, позвать, чтоб попользовались?

Йошка, Снайпер и Матросов были вооружены автоматами. Глен – пистолетом с самодельным глушителем.

Один из качков вскочил и, взревев, бросился на цыгана. Хлоп – пуля из пистолета с глушителем вошла в деревянную стенку за его спиной.

– Убью, сука! Всем лежать! – диким голосом заорал Снайпер.

Йошка взял стальной блин и ударил им изо всех сил застывшего на месте шустрого качка в живот.

– Слабоват пресс, – хмыкнул он, глядя, как тот корчится на полу.

– Кто тут главный? Этот? – Глен передал пистолет Снайперу, вынул кнопочный острый нож и нагнулся над побледневшим Юсуповым. – Ты «стрелку» решил назначить? Мне? Я самого Медведя уделал. И еще народу вагон порубал в капусту, а ты мне «стрелку»?!

Глен вдавил лезвие в шею качка.

– Ты хоть знаешь, как кровушка человеческая пахнет?

Нож полоснул по лицу.

– У, блин! – Юсупов попытался вскочить и тут же получил от Снайпера страшенный удар автоматом в шею.

– Лежи, матрас надувной!

В зале началось шевеление, и Глен заорал:

– Лежать! Не то все в ящик сыграете! Не в первый раз нам.

Он опять нагнулся над качком и провел лезвием по руке, оставляя красный след.

– Говори громко: я голубой, мне только задом работать.

– Не скажу!

Глен взял гриф от штанги и с кряканьем обрушил его на ребра Юсупова. Тот покатился по полу, взвыв от боли. Вскоре он пришел в себя.

– Говори! – Глен снова поднял гриф. – Или я им шею тебе поглажу.

Качок издал хлюпающий звук, потом произнес:

– Я…

– Ну…

– Я голубой.

– Продолжай, это любопытно.

– Я голубой, и мне только задницей работать!

– Это ты честно сказал. Молодец.

Глен наподдал ему ботинком, со свистом рассек воздух перед лицом ножом, потом отошел.

– В общем, тягайте гири, бейте по грушам, а о баре забудьте. И о «стрелке» больше не вспоминайте. Всех положим. Братская могила будет. И блин на ней вместо звездочки.

Глен засунул нож в карман.

– Еще встретимся. Может быть, работенку подкину. А пока отдохните.

Напоследок Снайпер саданул очередью по стенам.

«Русская изба» и бар при ней перешли под покровительство Глена.

…Вещевой рынок на левом берегу держал теперь суетливый, алчный сброд, состоящий из детей разных народов. Среди них было два грузина, болгарин, несколько русских, татар и даже один якут. Сначала они занимались наперстками, мелкими мошенничествами и карманными кражами. Потом обнаглели, перешли на поборы, спелись с местной милицией и гордо заявили, что рынок – их. Обложили данью несколько ларьков, грузчиков, торговцев, вышибали отсюда тех, кто сбивает цены, получали процент с девочек – в общем, зарабатывали всеми способами на пропитание и в ус не дули. После смерти Медведя вообще зажили припеваючи, сил, чтобы отвадить хлынувших конкурентов, хватало.