всём, что происходит в Адамсоне. Очевидно, что он не настоящий убийца, но, может быть, он связан с этим каким-то другим образом?

Когда мы приближаемся к концу, Мика начинает вставать, и я протягиваю руку, накрывая его ладонь своей.

— Ещё раз? — я умоляю, потому что это единственная ночь, когда парк в нашем распоряжении. Даже у Черча недостаточно сил, чтобы это повторялось несколько дней подряд; я не думаю, что у кого-то это вообще получится.

— Ты слишком милый, Чак, — хором говорят близнецы, а затем Мика озорно улыбается. — Может, после этого мы сходим в сувенирный магазин пиратов и купим тебе симпатичный наряд для маленькой девочки?

— Лучше бы ты пошутил, — предупреждаю я, одаривая его адски холодным взглядом. — Если я куплю одежду в таком магазине, это будет капитанская фуражка, и тогда я накажу тебя за неподчинение.

— Я бы хотел посмотреть, как ты осмелишься сделать это, — бросает вызов Мика, выхватывая свой меч (без двусмысленности, я имею в виду его настоящий пластиковый меч). Я отмахиваюсь от него, и он внезапно наклоняется, прижимаясь губами к моим, дразня языком мою нижнюю губу. Это происходит так быстро, и я настолько застигнута врасплох, что впускаю его. — Попался, капитан, — шепчет он горячим ртом, в этом столько же вызова, как и в его словах. Там же есть предложение, которому я сопротивляюсь с тех пор… может быть с тех пор, как эти придурки прижали меня к двери в «Щелкунчике»?

— Вы двое сейчас серьёзно? — Тобиас стонет, и, хотя я его не вижу, но могу сказать, что он закатывает глаза. Я всё ещё сижу у него на коленях, поэтому, когда ёрзаю, тихонько постанывая от прикосновений его брата, чувствую, как он твердеет подо мной. — И вообще, сколько длится эта поездка?

— Шестнадцать минут, — бормочу я, потому что ранее засекала время на телефоне. Моя правая рука поднимается к затылку Мики, когда он прижимается ближе, целуя меня с такой обжигающей страстью, что тонкие волоски на моей руке встают дыбом. То, как он целуется, возбуждает, как будто за его твёрдыми, но нежными прикосновениями скрывается что-то опасное, что уничтожит меня, если я подойду слишком близко.

И всё же я всё равно подхожу слишком близко.

Наши языки переплетаются, и я наклоняюсь вперёд, всё ещё сидя боком на коленях Тобиаса, но теперь мои руки лежат на ногах Мики. Если бы я чуть-чуть приподнялась…

— Сколько мы уже в пути, две минуты? — шепчет он, и я киваю ему в губы. — Насколько ты можешь быть быстрой?

— Ты же не всерьёз предлагаешь нам зайти дальше поцелуев? Здесь? Там должны быть камеры. — Мои слова вырываются в спешке, но я не могу не поддаться фантазиям. Имею в виду, что я путешествую на лодке по пиратскому гроту, дно, заваленное сокровищами, позади меня, мягкий плеск воды о борта лодки — как нежное утешение. Когда у меня ещё будет такой шанс, как этот?

— У семьи Черча есть связи; не беспокойтесь о камерах. — Тобиас протягивает руку и касается моей щеки, поворачивая меня обратно, чтобы я посмотрела на него. Мгновение мы смотрим друг на друга в темноте, и мои веки внезапно тяжелеют, как будто моё тело знает лучше, чем разум, как долго я этого хотела.

— Должно быть, в воду в Адамсоне что-то добавляют, — ворчу я, и Тобиас смеётся. Его смешок затихает, когда наши губы встречаются, его поцелуй одновременно поразительно знакомый и отчётливо чуждый поцелую его близнеца. Кстати, руки Мики скользят вверх по моим ногам, под юбку, и стягивают дурацкие чёрные кружевные трусики, которые купил мне Рейнджер.

У меня перехватывает дыхание, когда я оглядываюсь и вижу, что он засовывает их в карман. С колотящимся сердцем я наблюдаю, как он расстёгивает молнию на брюках и освобождает себя прямо во время поездки.

«Мы отправимся в ад из-за этого», — думаю я, но затем Мика тянет меня к себе на колени, чтобы я оседлала его, его пальцы щекочут мой подбородок.

— Смотри, какой я умный, — говорит он, двумя пальцами доставая из кармана презерватив. — Хороший пират всегда готов.

— Ты взял с собой презерватив в Диснейленд? — я задыхаюсь, и Тобиас смеётся рядом со мной, демонстрируя свой презерватив. — Вы двое серьёзно извращенцы.

— Весь парк в нашем распоряжении. Такое бывает раз в жизни, — говорит он, расстёгивая брюки, в его зелёных глазах вызов. — И есть только одна девушка, с которой мы хотим разделить это.

— Может быть. — Я облизываю губы. Может быть, мне не следовало бы поднимать эту тему, но я ничего не могу с собой поделать. — Вы сказали, что не делите девушек ни с кем, кроме как друг с другом, и всё же Спенсер…

— Мы этого не делаем, — произносит Тобиас, и его голос такой жёсткий и мрачный, что на минуту он звучит почти как Мика. — Но пока ты не поймёшь, чего ты хочешь, мы попробуем. Только в этот единственный раз. — Я смотрю, как он наблюдает за мной, и чувствую пустоту в животе. Типа, однажды мне серьёзно придётся выбирать парня? От этой мысли меня укачивает так, как никогда не укачивала раскачивающаяся лодка. Но, с другой стороны, он прав: я отправляюсь в путешествие длиною в жизнь и не хочу тратить его впустую. Через сорок лет, через пятьдесят или шестьдесят, я хочу иметь возможность оглянуться назад на этот момент и вспомнить, что я, так сказать, схватила жизнь за яйца. На этот раз, да, подразумевается двойной смысл.

Я беру презерватив из пальцев Мики и пытаюсь вспомнить чёртовы лимонный огурец и банан в классе.

«Чёрт, мне действительно следовало попрактиковаться, а не позволять Рейнджеру делать всё за меня…»

— Тебе нужна помощь? Может быть, ещё один урок с мистером Крачеком?

— Мика, не пойми меня неправильно, — начинаю я, разрывая презерватив дрожащими пальцами, но притворяясь, что делала это миллион раз раньше. — Но заткнись на хрен. — Он смеётся, когда я надеваю на него скользкое кольцо, раскатывая его вниз, когда он стонет и откидывает голову назад.

— Я никогда не думал, что ты будешь так прикасаться ко мне, — шепчет он, притягивая меня к себе. Я поднимаюсь на колени, обхватываю пальцами его плечи, а затем перевожу взгляд в сторону Тобиаса. Мне кажется, что каким-то образом мы с ним должны сделать это первыми. И всё же я вижу, как он наблюдает за нами с этим выражением из-под отяжелевших век, которое творит со мной самые разные вещи. Этот дикий огонь овладевает мной, и, клянусь, я сгораю изнутри, как будто, если я не буду