Солнце светило во всю мощь. Еще не ослепительно ярко, не жарко, а только тепло, но и от этого тепла было хорошо. Вот теперь до лета оставался лишь один шаг. Ну, может, два.

Менро открыл дверь сразу. Наверное, высматривал гостя в окно. Загрохотал, забурлил, оглушив в первую же минуту. Пушечным ядром ворвался в комнату, потом, со стулом в огромных руках, обратно. Втолкнул оперативника в кухню, усадил на стул и только тогда сел сам на табурет, пыхтя и глядя на Сахарова с умильной улыбкой.

Федя любил гостей. В прошлый раз Сахаров, как Колобок, едва ушел от него, спасаясь от лавины из возгласов, вскриков и хохота. Тогда еще Менро пробовал накормить его борщом собственного изготовления, однако от борща так воняло рыбой, что Оникс не смог есть; пирог с мясом, испеченный тоже Федей, был неплох, но хозяин впихивал в гостя кусок за куском, пока тот не подавился и, рассерженный, не удалился в туалет.

В этот раз оперативник подготовился к встрече. Довольно своеобразно подготовился, если учитывать род его деятельности. Зашел в магазин и купил бутылку водки, к ней триста граммов колбасы и два помидора. Дело в том, что от других актеров он узнал об одной особенности Менро: тот становился более спокойным, когда выпивал. Сахаров, правда, не знал, пьет ли Федя с утра, но решил рискнуть.

Федя с утра пил. Водке и колбасе он очень обрадовался, от помидоров отказался в пользу Оникса — на них у него была аллергия.

Быстро разлили, выпили по первой молча, закусили, вздохнули.

— Вы мне очень нравитесь, — сказал Менро, доверительно положив руку на колено оперативника. — Я даже хочу, чтоб ваше расследование длилось подольше. Тогда мы с вами будем часто видеться.

Сахаров был неприятно поражен. Убрав колено под стол, он с подозрением покосился на Федю. Тот понял его взгляд, широко раскрыл глаза, охнул, всплеснул руками и расхохотался.

— Я не в том смысле, Оникс Владимирович! — закричал он. — Я в смысле дружбы и взаимопонимания! Ну кто еще, кроме вас, мог бы додуматься притащить мне с утра бутылку? Разве что Миша да, может, Денис... И вообще: я обожаю детективы. Я всегда мечтал познакомиться с настоящим следователем!

— Я не следователь, — буркнул Сахаров.

— Все равно! Для меня вы — лучше, чем какой-то там неизвестный следователь!

— Спасибо. Давайте по второй.

— Давайте.

Снова выпили, снова закусили и снова вздохнули. Теперь уже более протяжно.

— Я, — сказал Федя интимным тоном штрейкбрехера, — расскажу вам все, что знаю. Беда в том лишь, что я ничего не знаю.

— И кто девушку изнасиловал восемь лет назад, тоже не знаете?

Сахаров не хотел, но получилось так, что произнес он эту фразу тоном ехидным, недоверчивым. Менро оторопел, захлопал длинными густыми черными ресницами.

— Сандалов? — неуверенно предположил он. — Или Пульс?

И тут же покраснел, отвернулся к окну.

— Ладно вам, — проворчал оперативник. — Валите все друг на друга. Не хотите говорить — не надо.

— По третьей? — предложил Менро, не поворачивая головы.

— Пейте. А мне хватит. Дел сегодня много.

Менро налил себе и выпил. Щеки его стали ярко-багровыми, черные глаза повлажнели.

— Я ей предлагал... — внезапно сказал он, — узы брака. Она отказалась.

— Кто? — не понял Сахаров.

— Инна. Та девушка...

— Благородно! — Оперативник с уважением посмотрел на свидетеля.

— Не особенно.

— Почему же?

— Потому что это я... Это я тогда... Сам не понимаю, как так получилось. Сидели, пили, потом я свалился под стол, меня кто-то поднял... Я пошел куда-то, очутился в темной комнате, с кровати доносился храп... Я лег. Страшно вдруг стало — ночь за окном, тьма. Я прижался боком к... к тому, кто лежал рядом со мной, и наткнулся на... ну, женский атрибут... Дальше ничего не помню, кроме того, что упал с кровати и треснулся головой об пол. Протрезвел немного, встал и пошел в туалет. Там и уснул. А проснулся только утром, когда она стала обвинять всех...

Оникс подумал, взял бутылку и налил себе полную рюмку.

— А чего ж вы не признались, Федя, когда у ваших друзей по этому поводу конфликт произошел?

— Это когда Штокман с Сандаловым дрался, а потом с Денисом?

— Да.

— Не смог. Если признаваться — так сразу. А чем дольше тянешь, тем больше совесть мучает. Но я сказал об этом Мише. Долго не решался, а потом все же сказал...

— И что же Миша?

— Предложил поговорить с Денисом и Штокманом. Я отказался. Он не стал настаивать... Вы меня арестуете?

Вот уж тем старым делом Сахаров никак не хотел заниматься. Он ограничился тем, что сморщил нос, выражая таким образом свое неодобрение поступку Менро.

— Я виноват, сам знаю. Меня, конечно, не извиняет то, что я был тогда очень молод... Но я никогда больше так не делал, честное слово.

Федя пригладил ладонью свои черные кудри. Покаявшись, он явно почувствовал себя лучше. За это надо было выпить. Он и выпил. Затем забрал с тарелки колбасу, деликатно оставив один кусочек гостю, и съел ее. Ему стало совсем хорошо. Потянуло на откровения:

— Я плохой актер, Оникс Владимирович. Не первый год уже подумываю сменить профессию. У нас один парень в бизнес подался — доволен страшно. Я встречал его недавно. На новой иномарке ездит, мобильный телефон имеет, квартиру в центре покупать собирается... Хвастался, что на следующий год дочку то ли в Кембридж, то ли в Оксфорд отправляет... Зашли в бар, водки тяпнули, он вдруг и давай жаловаться. Скучно, мол, отношения, мол, акульи... А потом вызвал по мобильному такси и уехал. А я к метро пошел... Мне тут приятель место в фирме предлагал... Хорошее место. Денег много. Но я пока не решаюсь. Вон Михалев зовет в картину по Кукушкинсу. Роль маленькая, зато интересная. И Вадя Жеватович на днях намекал на какой-то потрясающий сценарий, где главный герой словно для меня написан. А Валериани в Африке снимать собирается. Отличный эпизод, говорит, есть, как раз на твой типаж. Негр и новый русский оказываются близнецами. Уже и негра, на меня похожего, нашли...

— Зачем же вам менять профессию при таких обстоятельствах?

— Да, вроде бы все складывается нормально... А никто не хвалит меня, понимаете? Сыграю роль — и никто не хвалит. Одна Мадам только. Вот старушенция! Ум, воля, воспитание...

— Вы часто у нее бываете?

— Редко. Я ее утомляю. Я очень шумный.

— Вы знаете Леопольда Богоявленского?

— Погодите-ка... Что-то такое слышал. Но где? Не помню. А кто он такой?

— Не важно.

Сахаров хотел еще спросить про Кукушкинса, но в этот момент раздался резкий короткий звонок в дверь. Менро с удивлением поглядел на оперативника, как будто это он пригласил гостей к нему, и пошел в коридор.