– Викуся, привет! Наконец-то ты появилась в наших краях! – и легко поцеловал в щеку. – Знакомься, это Лара – моя жена.

Вика весело и непринужденно улыбалась, шутила, говорила комплименты хорошенькой, слегка напряженной Ларочке. Никита налил шампанского, и Вика очень мило поздравила молодоженов. Краем глаза она видела, что за ней наблюдают с соседних столиков. Еще бы! Всем интересно, как встретятся Вика и Алик после завершения романа. Но она была довольна собой. Чувствовала, что взяла верный тон и ее радость и доброжелательность выглядят совершенно естественно. Алик, кстати, был не на высоте. Он молчал. Улыбался, но так и не нашелся, что сказать, да и улыбка была невеселой. Поболтав немного с Никитой и даже с Ларочкой, Вика встала.

– Как же приятно все-таки опять увидеть вас всех. В нью-йоркской суете даже не замечала, как мне этого не хватает. – Вика легко обвела рукой зал. – Ну, я побежала на свой девичник, а то неудобно. Вон все уже собрались. Можно через какое-то время ненадолго похитить Вероничку и Ларочку? У нас там весело, а вы немного поскучаете, обсудите ваши мужские заботы, – сказала она, обращаясь к Никите. – Я не прощаюсь.

Улыбнулась и пошла к своему столику. По дороге ее окликали, и она останавливалась, целовалась с приятелями, смеялась, чувствуя, что Алик смотрит ей вслед. Настроение у нее было легким, как шампанское, которое она выпила. Хотелось смеяться, кокетничать, флиртовать с кем-нибудь. Напряженность, с которой Вика шла сюда, исчезла, уступив место праздничному возбуждению. Алик очень любил это состояние легкой эйфории, хохотал над ее шуточками, подыгрывал ей и шептал на ухо, что он обожает свою шальную девчонку.

За столом стоял веселый шум. Перебивая друг друга, подружки рассказывали о своих и чужих новостях, а Вика – забавные эпизоды из американской жизни и своем в них участии. Подходили знакомые, целовались и перебрасывались шутками. Не прошло и получаса, как появился Алик. Вика сидела в торце стола, спиной к залу и услышала его голос.

– Ничего, если я разбавлю ваш девичник?

Он придвинул свободный стул и сел рядом с Викой. Голос у него был спокойный, он улыбался, отшучиваясь от расспросов о семейной жизни, но в глазах была напряженность. Вика поняла, что Алик не уверен и не знает, как себя вести с ней. А она, наоборот, легко перебрасывалась шуточками с подругами и тоже слегка подкалывала Алика невинными репликами о новообретенном счастье. Подружки смеялись, Алик невесело усмехался. Наконец он подвинулся вплотную к Вике и вполголоса сказал:

– Викусь, нам надо поговорить.

– О чем? – удивленно вскинула брови Вика.

– О нас, разумеется. О том, что произошло.

– А что произошло? Ты женился? Но это же прекрасно! Твоя жена мне очень понравилась, я вас поздравила и от чистого сердца пожелала счастья. В общем, все очень хо-ро-шо! Так что и говорить больше не о чем. А о моей жизни ты все знаешь. Анечка тебе регулярно писала…

– И если бы ты знала, как я ей благодарен за это! Ты-то себя не утруждала звонками и письмами.

– Почему? Я тебе написала…

– Ах да, конечно! Да еще какое письмо! Это, наверно, лучшее, что я читал в жанре грустно-нежной лирики. Ты давно переросла детские стишки. Я тебе об этом много раз говорил. Почему ты не пишешь, Викусь? Поверь, у тебя все для этого есть. Ты могла бы писать лиричные истории, чуть печальные, но красивые. Изящная женская проза. Имела бы успех.

– Это, надо полагать, тонкая ирония эстета? – Вика внимательно посмотрела ему в глаза. Глаза печальные.

– Нет, что ты, Викусь! Я серьезно. А что касается твоего письма… Если бы я не знал тебя так хорошо, то был бы счастлив, читая его. Ты для меня – открытая книга, Викусь. Но любимая книга, которую я готов перечитывать снова и снова. И я сразу понял цель этого письма, ты хотела сообщить, что не приедешь в назначенное нами время Икс.

– Тобой назначенное, а не нами! – перебила она.

– Неважно. Ты хотела мягко, грустно, нежно передвинуть это Икс на неопределенный срок. Ты написала чудесное письмо! Но самое главное, то, что меня волновало больше всего, прозвучало так, между прочим… Может быть, скорей всего, когда-нибудь. И эти несколько строчек терялись среди нежности, которой было наполнено письмо. Да еще прелестное стихотворение. Надеюсь, ты написала его сама? Мне еще никогда не посвящали стихов. Не Ахматова, конечно, но это было очень трогательно! Было бы. Если бы я не видел тебя насквозь! Твоя игра, бесконечная игра. Когда ты говоришь правду? Когда разыгрываешь сценку? Глупо, конечно, но эти игры не оставляют меня равнодушным, заставляя снова и снова идти за тобой, как дурачок за дудочкой. Дудочка играет так чисто, так нежно, а дурачок, открыв рот, бежит следом.

– Уже не бежит, отбегался! – рассмеялась Вика. – И зачем ты мне все это рассказываешь, Алик? Кого это сейчас волнует? Какие письма, какие стихи, игры? Забудь. Все прошло. И что ты здесь сидишь? Мы поздоровались, пообщались… Чего ты пришел? У тебя там жена одна… Ты же хорошо воспитан, Алик? Что ты торчишь возле меня? Это уже неприлично! У нас тут девичник…

– Да не могу я уйти, Викусь.

– Это почему же? Что, клеем стул намазали?

Алик рассмеялся.

– Не могу я уйти, не знаю, почему. Давай выпьем, Викусь! У тебя день рождения был недавно. Давай за тебя выпьем, за наш юбилей… восемь лет прошло…

– Нет больше никаких юбилеев, Алик. Не надо ничего ворошить, – Вика взяла бокал и задумчиво оглядела стол. Она уже давно ловила тревожные взгляды Томки. Но подруги переговаривались между собой, как бы не замечая Алика и Вику. Легкое, праздничное настроение исчезло. Появилась злорадная мысль, что Ларочка сидит там одна, а муж ее вот он, рядом. Несет всякую чушь и смотрит печально. А ее опять осудят. Никита, небось, от злости вилку сгрыз. А при чем она? Она его не звала!

И как будто в подтверждение ее мыслей, Алик с горечью сказал:

– Все было хорошо. Зачем ты только приехала? Мучить меня?

– Послушай, милый, в чем ты меня обвиняешь? – возмутилась Вика. – Ты сам все решил, мне слова не сказал, не позвонил, не объяснил. Что же ты теперь тут страдаешь? Над моим письмом издевался, а я его писала искренне… ты назло мне, из какого-то дурацкого принципа вдруг взял и метнулся в Дубай, чтобы я звонила, искала, переживала. Где он, мой любимый, куда исчез? Ах, как же это он один-одинешенек в свой день рождения где-то грустит? А он и не думал грустить. Быстро сориентировался на местности, узрел Ларочку и – полный вперед. И, о чудо! Из тривиального курортного приключения выросло большое, светлое чувство! Ну, так я рада за тебя! Какие ко мне еще претензии?

– Все было совсем не так.

– А меня не интересует, как было. Оставь себе, – отрезала Вика и, окликнув Томку, стала обсуждать вчерашнюю аналитическую передачу, которую вел подругин муж. Заговорили о скандальных передачах по телевидению, о какой-то статье, героиней которой была известная певица. Вика включилась в разговор и не обращала на Алика никакого внимания. Но он сидел и уходить явно не собирался. Кто-то спросил о нашумевшей выставке вернувшегося из эмиграции художника, и Алик охотно рассказал. Слушать его было интересно. Вике на минуту показалось, что ничего не изменилось, ресторан, где она всех знала, за столом ее близкие друзья, рядом Алик. Но тут раздался голос Никиты.