– Ну, так и начни, – мягко сказала Вика. – Она хорошая, все так говорят. Симпатичная, милая, что тебе еще нужно?

– Не знаю, – Алик взял ее руку и приложил к своей щеке. – Два месяца все было хорошо. Я знал, что ты прилетела, но даже не хотелось звонить тебе. Думал – увидимся и увидимся, как друзья. Ларка все знает о тебе, я ей еще в Дубае рассказал про свою неудавшуюся любовь. Знаешь, как попутчикам в поезде душу изливают. Ну, и потом твои фотографии, портрет…

– А ты что, фотографии не убрал?

– С какой стати? Просто переставил в гостиную. Там, где ты с девочками – моя любимая…

– Я как раз хотела ее у тебя попросить.

– Ну, уж нет! У тебя полно, а у меня всего одна, где вы вместе. Вот такие дела, Викуся, – он поцеловал ее ладонь, а потом по очереди все пальцы. Вика пыталась отнять руку, но Алик не отпускал. – Видишь, увидел тебя и снова дурачок и волшебная дудочка. Побежал за тобой, сидел возле тебя, как пришитый. Думаешь, я не понимаю, что это неприлично? И Ларку жалко. Но ничего не могу сделать. Не хочу тебя отпускать! Мы почти год не виделись. Имеем право поговорить? – Он привлек Вику к себе и стал целовать. Она попыталась вырваться, но Алик еще крепче сжал ее спину. Вика уловила знакомый запах его одеколона и ощутила едва заметную небритость, так у него всегда бывало к ночи. Он целовал и целовал ее, и Вика закрыла глаза, не понимая, что же делать. Потом поцелуи потеряли нежность, стали требовательными и даже агрессивными. Вика пыталась вырваться, но он не отпускал, все крепче и крепче сжимая ее. Несмотря на худобу, Алик был очень сильным, и оттолкнуть его в тесноте машины было непросто. Она повсюду ощущала его губы, ставшие жесткими и горячими, и руки, сжимающие ее до боли. Ей стало казаться, что этих рук не две, а несколько. Он бормотал: «Вика, Вика, девочка моя…» Было неудобно между рулем, подголовником сиденья, дверью и Аликом. Она больно ударилась плечом о ручку двери и чем-то оцарапала ногу. В голове пронеслась мысль: «Неужели можно изнасиловать между рулем и коробкой передач?» Мысль была неприятной и придала Вике сил. Ей удалось вырваться, и, оттолкнув Алика, она почти закричала:

– Ты что, с ума сошел? Ты что делаешь, идиот несчастный? Мне больно!

– Прости, – хрипло сказал Алик и отодвинулся.

Вика попыталась привести в порядок одежду, но это было бессмысленно. Бледно-голубой шелковый костюмчик от Сен-Лоран оказался безнадежно испорчен. На жакете осталась одна пуговица, и Вика застегнула ее. Узкая юбка была разорвана по шву почти до бедра. На улице было тепло, но она захватила плащ, на случай прохладного вечера, и сейчас порадовалась своей предусмотрительности. Не думала, конечно, что ее будут рвать на части, но вот и плащик пригодился. Алик молча смотрел на ее попытки, потом взял за руку, но она со злостью вырвала ее.

– Викусь, прости! Сам не знаю, что на меня нашло. Не могу без тебя! Ну, пожалей ты меня хоть чуть-чуть!

– Ларочка пожалеет. Давай выметайся и топай домой, молодожен!

– Неужели ничего не осталось, Викусь? Ведь было целое море любви. Неужели ни капельки не осталось?

Он смотрел на нее умоляющими, совершенно несчастными глазами, Вике стало жаль его, злость прошла.

– Алик, мы ведь можем остаться друзьями? Давай забудем обо всем? Тогда сможем встречаться, общаться, разговаривать нормально. Мне недостает тебя, это правда, но никаких других отношений, кроме приятельских, у нас быть не может. И ты это прекрасно понимаешь.

– Ну почему, радость моя, почему? Что изменилось? Я по-прежнему люблю тебя. Мне сейчас кажется, что я никогда так сильно не любил. Я хочу быть с тобой! Хочу, Вика! Хочу! Я уже с ума схожу от тоски по тебе, – торопливо говорил он. – Ну что нам мешает? Я женат? Ну и что? Ты ведь тоже замужем и не собираешься бросать Стаса! Так что мы на равных, Викусь. Ничего не изменилось, ничего! Да, у нас нет теперь нашего дома, там живет Ларка. Но это ведь ты разрушила его, ты даже ключи вернула! Знаешь, как мне было больно, когда Томка их отдала? И так тоскливо, что ты уехала, а тут уж хоть волком вой. Уехала, а все-таки еще последнюю боль причинила. Зачем? За что? Вика, ведь я люблю тебя…

Вике казалось, что он сейчас заплачет, и это было невозможно представить! Ироничный, подшучивающий надо всем Алик? Она погладила его по щеке и мягко сказала:

– Я не хотела причинять тебе боли, у меня и в мыслях этого не было. Просто подумала, пусть ключи побудут у тебя, что им валяться в пустой квартире. Вот и все. А ты опять все преувеличил.

Алик взял ее руку и, медленно поглаживая, тихо спросил:

– Вик, а если бы я не сделал этой глупости, не пошел бы на принцип, не уехал в Дубай и не женился сдуру, а просто жил, как обычно, и ждал, тогда все бы осталось по-прежнему?

Ей так хотелось крикнуть: да, да, да! Но она молчала. Томка сказала оскорбленное самолюбие. Да, наверно… Вика сама не могла бы ответить, любит ли она Алика. Может быть, это чувство собственницы – мое, не отдам, пусть будет… Сегодня вечером она испытала явное злорадство, когда он пришел и сидел весь вечер рядом. И даже когда накинулся на нее в машине, Вика не была оскорблена и возмущена. Неприятно – да. Физически. Потому что грубо и не эстетично. Но в то же время приятно, что она имеет такую власть над ним.

Алик расценил это молчание по-другому. Осторожно и очень нежно стал покрывать поцелуями ее лицо, а потом посмотрел в глаза и умоляюще попросил:

– Викусь, давай будем сегодня вместе? Я знаю один отель, очень симпатичный, поедем туда? Пожалуйста, умоляю тебя, девочка моя, родная, ненаглядная…

«Вот и докатилась! – подумала она. – Меня уже в номера приглашают! Бедный мой Стас! Сначала в машине пытались изнасиловать, теперь вот в отель, как девку на один раз…» Она отодвинулась от Алика и покачала головой.

– Все, Алик, наш вечер закончен. Прошу тебя, иди домой! Если ты не выйдешь из машины, то я брошу ее здесь и пойду ловить такси.

– Ты обиделась? Прости меня.

– Нечего мне прощать. Только, ради бога, давай уже разъедемся по домам! Я устала, жутко устала…

– Все, Викусь, ухожу, прости, – и он захлопнул за собой дверь.

Вика облегченно вздохнула, завела двигатель и поехала. В боковом зеркале видела, как Алик стоит и смотрит ей вслед. Поставив машину во дворе и поплотнее запахнув плащ, тихо вошла в подъезд. Слава богу, что никого не было, три часа ночи, все спят. В лифте взглянула на себя в зеркало и ужаснулась. Вид был, как у героини триллера, вырвавшейся из лап маньяка. Глаза размазаны черными кругами, на голове воронье гнездо, губы распухли. Она распахнула плащ и застонала – на шее синяк, такого с ней не случалось со времен Кольки Макарова! «Хорошо, что Ирка дома одна и спит. Представляю, если бы меня увидела Люба! Вот ужас!» – подумала Вика. В квартире было тихо. Вика, не снимая плаща, прошла в ванную, чтобы оценить масштаб разрушений. Костюм можно было выбрасывать, восстановлению он не подлежал. Пуговицы вырваны с мясом, один рукав разорван в плече, другой под мышкой, про юбку нечего и говорить. Костюм подарил на день рождения Стас. Вернее Вика присмотрела, а он с радостью купил. Она надевала его на обед в «Астории». Костюмчик ей шел и стоил больших денег. Колготки разорваны в клочья, на колене синяк. Неудивительно, обо что она только не билась в этой машине! Царапина на руке, это, кажется, Алик браслетом от часов, на плече тоже след от ушиба и классический засос на шее, как у восьмиклассницы. «Ничего себе, сходила на девичник! Бедные мои дети! Чему можно научиться у такой матери?» – подумала Вика. И стоя под душем, решила начать новую жизнь.