– И у вас? – хмыкнул Бестужев. – Что ж, общаятенденция, я помню сводку. В Минске – «Лига свободной любви», в Киеве –«До-ре-фа», в Казани – «Веселая минутка». В столицах балетные танцорызабавляются с мальчиками, а иные поэтессы и вовсе живут друг с дружкою…Насколько я понимаю, и у вас среди «подпольщиков» состоят лица обоего пола, чьиимена вслух и упоминать-то страшновато?

– Вот именно, – печально сознался Мигуля. –Полюбуешься на иные агентурные донесения – и спалишь в печке подальше от греха.Ведь попробуй заикнись родителям – в порошок сотрут за клевету на милыхчадушек. Куда катимся?

– Позвольте вам напомнить, Ермолай Лукич, что ситуацияничем не уступает существовавшей в Древнем Риме, – сказал освоившийсяТутушкин.

– Цыть ты, – уныло оборвал Мигуля. – И безтебя тошно. Смотри, если не придет твоя нимфа, я тебя спрятать-то спрячу, нопредварительно такую тебе неорганическую химию устрою…

– Обижаете, Ермолай Лукич. Я с вами предельнооткровенен. Когда телефонировал, твердо обещала быть. Полагает, что вновь речьпошла о… веселом времяпрепровождении. Мадемуазель, должен уточнить, весьмалюбит…

– Сиди, – угрюмо цыкнул Мигуля. Полез в карманподдевки и извлек небольшую книжицу в синем переплете. – Вот, дляскоротания времени, Алексей Воинович, расскажу, какой казус вышел давеча. Впарке, в общественном месте, прогуливается молодой человек с барышней и шпаритей, понимаете ли… Вот…

Расстегни свои застежки и завязки развяжи,

Тело, жаждущее боли, не стыдливо обнажи.

Чтобы тело без помехи долго-долго истязать,

Надо руки, надо ноги крепко к кольцам привязать.

Чтобы глупые соседи не пришли бы подсмотреть,

Надо окна занавесить, надо двери запереть…

Слышит это имеющий там дежурство Васька Зыгало и, простаядуша, усматривает в сей декламации нарушение общественной нравственности.Недолго думая, препровождает парочку в часть. А там выясняется, что данныестихи господина Сологуба напечатаны легально, с дозволения цензуры,популярность имеют… Кавалер пошел к прокурору, сделал скандал, Васькупропесочили, меня пропесочили, газетки хихикали-с… А вот еще был случай, в мае…

– Господа! – ликующе воскликнул Тутушкин. –Вот, а вы не доверяли мне…

Бестужев посмотрел в ту сторону – к дому приближалсяизвозчик, в пролетке виднелось белое кисейное платьице и закрывающая личикостоль же белоснежная легкая шляпа. Тутушкин во исполнение только что полученныхинструкций пригнулся так, чтобы даже его затылка не было видно над скамейкой.

– Алексей Воинович, вы уж… – сказал Мигуляконфузливо.

– Разумеется, – сказал Бестужев. – Я пойдуодин. Давайте ключ, Иван Федулыч…

Он пересек безлюдную улицу, вошел в подъезд доходного домавслед за девушкой в белом платье, задержался в небольшом, но опрятном парадноми стал подниматься вверх, лишь услышав, как за ней на втором этаже захлопнуласьдверь.

Бесшумно отпер замок и шагнул в прохладную прихожую, держаруку под полой пиджака, на рукоятке браунинга. Нельзя было исключать хитройловушки – после Сажина, после Струмилина…

– Это вы, Жан? – послышался из комнаты мелодичныйюный голосок.

– Если вас привлекает французский стиль, то скорее уж –Алексис, – сказал Бестужев, входя. – Здравствуйте, госпожаСеребрякова. Жан, должен вас разочаровать, не появится. Это мне хотелось с вамипоговорить…

И довольно бесцеремонно заглянул в соседнюю комнату,оказавшуюся спальней, потом – в кухоньку. Нигде не обнаружив третьих лиц,успокоился окончательно и снял руку с браунинга. Вернулся в гостиную,обставленную с непритязательным мещанским изыском.

Девушка сидела у стола, наблюдая за ним совершенно спокойно,даже с интересом, выглядела она совсем юной, как и положено гимназисткевосьмого класса – и казалась столь чистой, свежей, непорочной, что показанияТутушкина и информация Мигули об «Эдеме» и в самом деле представали грязнойклеветой. Бестужев вздохнул про себя – будь эта златовласая кукла порочной навид, было бы не в пример легче…

– Очень мило, – сказала она с очаровательнойгримаской. – И как же понимать ваше появление, Алексис? Ой, я кажется,догадалась… Нам с вами предстоит общение в голубой уютной спаленке, каквыражается несравненный господин Блок? Может быть, мне сразу раздеться? Такая,право, жара… Боже мой, Алексис, да у вас щеки зарумянились! Какая прелесть!

– Ольга Дмитриевна…

– Помилуйте, к чему эти церемонии? Олечка…

– Ну, положим, это совершенно излишняя фамильярность…

– Отчего же, Алексис? Вы, случаем, не принесли с собойзолота? – ее непринужденность казалась Бестужеву чем-тонеестественным. – Я очень люблю «золотую дорожку», я вам сейчас объясню. Ялежу нагая, а вы выкладываете золотыми дорожку, начиная…

– Ольга Дмитриевна, у меня к вам серьезныйразговор, – сказал Бестужев твердо. – Я – офицер Отдельного корпусажандармов и по поручению Петербургского охранного отделения наряжен сюдапроизвести следствие. Вот мои документы…

– Как интересно! – она мельком заглянула вкарточку. – Следствия, заговоры, черные плащи… Но позвольте, разве это наммешает предварительно навестить спаленку? Вы, как человек современный, должныпонять, что мне слишком долго было скучно и одиноко, противный Жан куда-тозапропастился…

Присмотревшись к ней внимательнее, Бестужев кое-что понял.Серые глаза кажутся огромными еще из-за того, что зрачки сошлись в чернуюточку, будто острым карандашом поставленную, руки и ноги словно не могутпребывать в покое, слова льются рекой…

– Вы принимали кокаин? – спросил он жестко.

– Обычную дозу, Алексис, честное слово! Ничего из рядавон выходящего. У меня с собой, хотите?

Глаза у нее были не пустые и не шальные – просто-напростодругие. Она пребывала в каком-то другом мире, который Бестужев и представитьсебе боялся, – лишь временами смотрела из того мира в наш, реальный, какиз окна выглядывала…

– Вот, – с детской простотой сказала Ольга,протягивая ему круглую серебряную коробочку. – Это делается так… –она ловко отсыпала на кончик розового миндалевидного ногтя понюшку, поднесла кносу.

Бестужев крепко взял ее за тонкое запястье, порошокпросыпался на ковер.

– А вы противный, – надула она губки. – Нухорошо, хорошо, что там у вас?

– Я – офицер…

– О-очень о-отдельного корпуса, наряжены сюда, дабы… Явсе помню, я же вам сказала, что приняла обычную дозу… Знаете гимназическийшутливый диктант на букву «о»? Однажды охальный отец Онуфрий оглаживалобнаженную Ольгу… Ну вот, вы опять хмуритесь… Алексис, как мне вас развеселить?Ну давайте, я разденусь?

– Не нужно меня веселить, – сказал Бестужевосторожно. – Лучше ответьте на мои вопросы, Ольга…