— Бил тебя муж-то? — криво усмехнулся мужчина, когда вероломно распахнул накидку на мне, пуская клешни холода, и жадно глядя на то, как на коже тут же выступила «гусиная кожа», видя синяки, которые еще остались и не успели сойти до конца после происшествия в деревне.

Я только кивнула в ответ, прикусывая язык и отчаянно заставляя себя молчать, потому что слова, что срывались кричали совсем о другом.

— От ревности колотил. Поверить не мог, что ему такая красивая досталась, — грязные шершавые руки коснулись моей кожи на выступающей в вырезе платья груди. — Жуть до чего красивая… сроду таких как ты даже во сне не видел.

Я не смогла заставить себя улыбнуться или посмотреть на него, даже когда его взгляд поднялся на мое лицо, с омерзением думая о том, что грязь в душах людей достигла немыслимого предела, и стоило только ему понять, что девушка одна и ее некому защитить, как мужчина и не пытался скрыть своих желаний и низменных побуждений, не задумываясь о том, что высшим благом было бы спасти ее и помочь.

Но нет. Он думал только о своей огромной похоти. И пусть в этой ситуации это мне и нужно было, низость и подлость людей в очередной раз заставила меня еще больше прикипеть всем сердцем к Зверю.

Все свои силы потребовалось сжать в кулак до крови впивающимися ноготками, чтобы вытерпеть, как он шарил по мне своими руками теперь не сдерживаясь и почти похрюкивая от своего вожделения, пытаясь затянуть меня на дно саней, когда я отбросила его руки от себя, стараясь изобразить на лице самое невинное выражение, и ахнула:

— Не в лесу ведь! Не в санях!

— Да ты не бойся, не успеешь замерзнуть! — скалился мужчина, буквально опьянев от собственной безнаказанности и моей покорности.

— Разве ты не хочешь увидеть меня обнаженной? Не хочешь, чтобы прикасались кожа к коже? — он даже не замечал, что я и улыбаться не могу, а содрогаюсь, оттого настолько мерзко и противно мне было, погрязнув в своей похоти так, словно ослеп. А от моих слов его глаза загорелись сильнее, и мозг буквально помутнел, когда, не теряя больше драгоценного времени, я ловко выбралась из саней, хватая поводья и заставляя неловко лошадь двинуться вперед.

— Здесь неподалеку есть домик! Можем там укрыться!

Мужчина только рассмеялся пошло и грязно, вдруг хлопая меня по ягодицам:

— Ты смотри какая горячая! Давай, показывай, где там твой домик этот!

Теперь он был готов на все, мое сердце встрепенулось и неслось галопом под стук копыт лошади, которую я подгоняла все больше и больше, торопясь в Черный лес.

— Подожди! — мужчина обомлел слегка, словно на секунду высунул голову из омута собственного грязного вожделения к чужой жене, когда понял, куда именно мы направляемся, до этого даже не пытаясь выхватить из моих рук поводьев. — Ты разве не знаешь, что это за место?

— Лес обычный! — дернула я плечом, садясь рядом с ним, так, чтобы наши бедра соприкоснулись, замечая его дрожь.

— Это же Черный лес! Тот самый!

— Брехня все это, — отмахнулась я, забирая из его рук поводья снова и дергая их с силой, чтобы лошадь неслась дальше. Прямо к погибели своего хозяина. — Я здесь пару дней прожила в этом доме и никого не встретила! Да и со мной ничего не случилось! А с таким воином как ты теперь и вовсе бояться нечего!

Из последних сил я заставляла себя касаться его, чтобы снова утопить в зловонном озере его желания, куда мужчина плюхнулся, позабыв и про лес, и про страшные сказки.

Прав был Черный, когда говорил, что звери все чувствуют.

И если бы мужчина не был так опьянен тем, что маячило на горизонте, он бы заметил, как его лошадь опасливо озирается и фыркает, пытаясь свернуть, но послушно поддается моим рукам и тянущим их поводьям.

Мое сердце колотилось в груди, словно внутри тела была пустота, когда показался большой дом Черного и мужчина присвистнул, осматривая его с большим любопытством, слезая на промерзшую землю и вдруг поежившись.

— Дом добротный! Понять не могу только, кто его построил здесь! Все же знают, что Черный лес… — поднимаясь по крепким ступеням порога, прямиком к двери мужчина смертельно побледнел, когда дверь распахнулась, и на пороге появился тот, кто был олицетворением самой смерти.

Его крик повис в темном немом лесу истеричной нотой, от которой я содрогнулась, когда Черный схватил мужчину за шею, словно тот ничего не весил и был бестелесной душой и не более, сжимая так, что тот захрипел, выпучивая глаза и теряя сознание.

Несмотря на теплую накидку Черного на своих плечах, я дрожала от жуткого пронзающего холода, глядя на то, как колдун закинул мужчину в дом, оборачиваясь ко мне и сухо дергая своей черной бровью:

— Теперь мне нужен медведь.

— …что ты сделаешь с ним? — хрипло прошептала я, кивая на дом и с ужасом видя, как мрачно и хищно полыхнули синющие колкие глаза, которые не сулили ничего хорошего.

— Тебе не нужно это знать Рада. Нет времени, чтобы бояться или сожалеть. Или спасай своего мужа, или смирись с его смертью.

Это было жестоко, я тяжело сглотнула, уже в этот момент прекрасно понимая, что ради спасения Арьяна я сделаю все, что угодно…но буду жить с этим вечно, видя во снах этого человека.

— Мир жесток, девочка, — отозвался Черный уже мягче, кивая на сани, где лошадь фыркала и испуганно озиралась, потому что чувствовала большое количество хищников рядом, даже если не видела их. — Возьми коня и отправляйся. Волки покажут тебе берлогу.

— Как я приведу сюда медведя?..

— Тебе достаточно разбудить его и бежать.

Я тяжело сглотнула, кивая ему в ответ и опускаясь в снег на дрожащие колени, как только Черный скрылся за дверью дома. Волки тут же оказались рядом, сидя, как всегда, полукругом и глядя своими пронзительными умными глазами. Такие бесстрашные и отважные.

— Научите меня не бояться ничего, — прошептала я им, слыша, как кто-то из мохнатой компании только фыркнул, а я грустно улыбнулась и заставила себя подняться на ноги, чтобы подойти к бедной перепуганной лошади, на боках которой выступил пот от страха.

Я гладила ее и шептала, что все будет хорошо и волки не тронут ее.

— Помоги мне спасти того, кого я так люблю, — я поцеловала ее длинную теплую морду. — И клянусь, что отпущу тебя на волю. Никто не тронет тебя и не причинит вреда.

Больше не казалось странным или нелепым то, что я разговаривала с ними.

Отныне мой мир стал другим, я доверяла зверям больше, чем людям.

Пока я поспешно распрягала ее, лошадь успокоилась и ждала, не пытаясь вырваться или убежать, а я знала, что она понимает меня. Чувствует на своем тонком душевном уровне без слов. Поэтому, когда я неловко забралась в седло, она только опустила послушно голову, ожидая того, куда же мы пойдем по высоким снегам Черного леса.

— Мы готовы, — обратилась я к белоснежному вожаку стаи, отчего тот поднялся со снега, устремившись куда-то вглубь Черного леса. Следом за ним бросилась стая, состоящая очевидно из самых сильных и выносливых волков, а затем и я на коне.