– Понимаю. Когда мне исполнилось тридцать пять, я неожиданно всерьез запаниковала, – призналась Люси, и Клер вздохнула с облегчением. – А на самом деле ничего особенного.

Позднее, уже в ресторане, Клер пыталась убедить себя, что жжение в груди происходило не от любви, а от заказанного в качестве закуски острого креветочного соуса. Ну а горячие слезы, туманившие взор и грозившие размазать по щекам тушь, объяснялись прибавлением нового года жизни. Вполне нормально. Ведь и Люси такого же мнения.

Однако к моменту появления десерта сомнений уже не оставалось: дело не в соусе и даже не в дне рождения. Клер поняла, что она влюбилась в Себастьяна, и испугалась так, как не доводилось ей пугаться ни разу в жизни. Разумеется, окружающая действительность нередко преподносила неожиданные и даже опасные ситуации, но в каждой из них было более-менее ясно, что следует делать и как себя вести, А сейчас мир тонул в полной неизвестности. Получилось так, что, пока Клер успокаивала себя мыслями о легких, чисто приятельских отношениях, любовь коварно и незаметно сжимала ее прочными тисками. Чувство не ударило в грудь и не сразило огненным взглядом из противоположного угла комнаты. Оно даже не предупредило лихорадочным ритмом пульса. Вместо этого коварное наваждение, словно огромная лиана, выросло из давно затерянного крошечного семечка, протиснулось в щели и трещины защитной стены, пробралось к сердцу и опутало его с беспощадной и неожиданной мощью.

Они с Себастьяном говорили о многом, обсуждали все, что угодно, и искали ответы на острые вопросы. Но их чувства были запретной темой. Теперь Клер хотя бы знает истинное положение вещей. Да, Себастьян решил ограничиться близостью с ней – с ней одной. Но он, конечно, не любил ее. Клер доводилось оказываться рядом с влюбленными мужчинами. Правда, сама она не сгорала от пылких чувств, но зато видела, как они себя вели. Совсем не так, как Вон.

Так что опять, уже в который раз, Клер влюбилась по ошибке. Ну почему, почему ей так не везет? Почему она так беспомощна и по-детски глупа?

В ту ночь она заснула с мыслями о Себастьяне, а наутро проснулась с мыслями о нем же. Вспоминала уютный запах его шеи и прикосновение теплых ладоней. Но решительно запретила себе звонить, даже, несмотря на наличие вполне приличного и подходящего повода. Правила этикета предписывали набрать знакомый номер и поблагодарить за подарок ко дню рождения. Однако Клер не позволила себе поддаться искушению и услышать единственный нужный ей голос. Может быть, если упорно игнорировать чувство, оно снова спрячется? Да нет, не стоит тешить себя напрасной надеждой: любовь никуда не уйдет. Что ни говори, а в свои тридцать четыре года Клер Уингейт – настоящий ветеран отношений и даже бывший наркоман любви. И все же если очень-очень постараться, то, возможно, разлука, хотя бы немного усыпит привязанность и нежность.

Через три дня Себастьян позвонил сам, и Клер поняла, что на спокойную жизнь ей больше рассчитывать не придется. От одного лишь номера на определителе сердце ее едва не выскочило из груди.

– Алло, – ответила она, пытаясь говорить спокойно и равнодушно.

– Во что ты сейчас одета?

Клер взглянула на халат, на босые ноги и щетку в руке – она как раз расчесывала мокрые волосы.

– А ты где?

– На крыльце.

Рука Клер замерла в воздухе, кровь бросилась в голову.

– Ты возле моего дома?

Клер бросила щетку на кровать и выбежала в прихожую. Открыв дверь, она увидела его. В белой футболке и темно-зеленой шерстяной куртке Себастьян был несказанно красив. В уголках его зеленых глаз пряталась улыбка. Он как раз убирал телефон в футляр, прицепленный к ремню видавших виды джинсов. О Господи! Как же ей быть?

– Привет, Клер.

От этого голоса вдоль позвоночника Клер побежали легкие мурашки, а руки покрылись гусиной кожей.

– Что ты здесь делаешь? Ты не говорил, что собираешься навещать Леонарда.

– А отец и не знает о моем приезде. – Себастьян взял у нее из рук телефон, нажал кнопку отбоя и вернул. – Прилетел специально, чтобы повидать тебя.

Клер заглянула за широкую спину и увидела стоящий на дорожке «мустанг» с номерами штата Айдахо.

– Меня? – Сердце рвалось навстречу, желая услышать в словах присутствие не одних лишь дружеских чувств. Однако разум требовал осторожности.

– Да. Хочу провести с тобой ночь. Всю ночь, целиком. Так же как во время твоего приезда в Сиэтл. Не хочу тайком, словно подросток, пробираться в отцовский дом. Как будто мы делаем что-то плохое.

Конечно, следовало бы немедленно прогнать искусителя, пока любовь не опутала ее окончательно. Но существовала серьезная проблема, и заключалась она в том, что было уже слишком поздно. Клер распахнула дверь и впустила нежданного гостя в дом.

– Ты и спать собираешься здесь?

– Если для сна останется время. – Себастьян вошел и, подождав, пока Клер запрет дверь, обнял ее.

– Но на моей кровати кружева. Не забыл? Если вдруг уснешь в девчачьей кровати, может случиться что-нибудь очень страшное.

Себастьян крепко прижал ее к груди.

– Что ж, придется рискнуть.

– Спасибо за подарок. – Клер с улыбкой положила ладони на крепкие плечи. – Очень приятно, что этот замечательный ремень оказался на моем пороге именно вдень моего рождения.

– Понравилось?

– Еще как!

– Покажи как, – приказал Себастьян.

Он слегка склонился и поцеловал Клер в губы. Прикосновения были такими же, как всегда, вот только реагировала она теперь иначе. Прятаться от любви не имело смысла. Сердце Клер сказало свое веское слово, и то, что происходило на сей раз в ее спальне, не было просто сексом. И чувства не ограничились наслаждением и признательностью. Впервые произошло то, название чему – любовь. Горячий источник забил в душе Клер, наполнил тело и вырвался за его пределы. Согрел даже кончики пальцев на ногах. Когда же буря утихла, она прижалась к Себастьяну и поцеловала его в голое плечо.

– По-моему, девочка соскучилась, – шепнул Себастьян ей в висок. Он, конечно, ощутил перемену, но вот в истолковании своих наблюдений ошибся.

Себастьян пробыл у Клер два дня. Он вспоминал о том, как рос с матерью. Говорил о чувстве вины перед отцом. Не скрыл, как разозлился, когда Джойс прогнала его и запретила впредь появляться в поместье. Впрочем, Клер подозревала, что тогда Себастьян не просто рассердился. Как бы он ни пытался скрыть от самого себя обиду, боль и растерянность, именно эти горькие чувства стояли на первом месте.

– Я сделал выводы. И больше никогда не рассказывал девочкам, откуда появляются дети и как их делают, – признался он.

– Очень хорошо. А то после той роковой лекции я долгие годы панически боялась секса – и все из-за тебя.