— А если яйцо укатится в море, то на помощь явится вытащенная Иваном в прошлом году из сетей щука?

Лева только плечами пожал.

Впрочем, появление щуки не понадобилось. Иван подоспел как раз к тому моменту, когда из распавшейся горой перьев волшебной утки выпало яйцо. Я помогла Леве подняться, чтобы он тоже сумел разглядеть нашу выстраданную долгожданную находку. Иван торжественно разбил скорлупу.

Яйцо оказалось пустым…

Глава 21. Золотые яблоки

— А где игла? Или так и было задумано? — недоумевал Иван, крутя в руках пустую скорлупку.

— Может, выпала куда? — осторожно предположила я, хотя прекрасно помнила, что в яйце и на просвет ничего не лежало.

— Нет! Это невозможно! Мне же и дед, и отец все объяснили!

На Леву жалко было смотреть. Бледный и трясущийся, он обшаривал камни, словно слепой, полностью осознавал тщетность своих поисков и все равно отказывался верить, что цель, к которой он стремился всю сознательную жизнь, оказалась ложной.

Не просто так Василиса говорила про потерянную смерть, не из пустого бабьего страха пыталась предупредить о ловушке. Пока мы, еще ничего не подозревая, трепыхали крылышками, как бабочки в паутине или мухи на клейкой ленте. А горизонт над горами уже набухал агатовой чернотой, и обломки скорлупы все ярче загорались призрачно-зеленым фосфорным светом губительного болотного огня.

Когда тьма материализовалась в знакомую до отвращения человеческую фигуру и двинулась в нашу сторону, Иван схватился за меч, а Лева попытался перекинуться. На меня же напал такой ступор, что я не только забыла о крыльях, но и просто не чувствовала рук и ног. Впрочем, я уже догадывалась, что свирель на этот раз не поможет. Какая там свирель? Против Бессмертного, который хотя и принял человеческий облик, но, казалось, вобрал в себя изначальную тьму, оказался бессилен даже меч-кладенец.

Хотя Иван и исхитрился невероятным волевым усилием поднять оружие и сделать замах, первый же удар, как и при попытке решить с помощью меча проблему с дубом, вернулся жуткой отдачей. На этот раз меч не просто вырвало у брата из рук. Неведомая безжалостная сила закинула заветное оружие далеко за край земли в извечный океан, из которого вновь показывал свои кольца разбуженный приближением Константина Щаславовича Мировой Змей. Сам аффинажный король для того, чтобы обезоружить моего брата, казалось, даже усилия не приложил.

— Ну что, щенок? Думал, раздобыл железяку — и уже на бой сгодился? — прокомментировал он последний полет клинка, блеснувшего в потемневшем небе сияющей молнией.

Он тоже создал меч из концентрированной тьмы, и мой бедный Иван вскрикнуть не успел. Скорее всего, он даже не понял, что произошло. Бессмертный только раз безо всяких усилий взмахнул своим черным мечом, а разрубленное пополам тело моего брата уже отлетело к корням поднявшегося, словно в обратной съемке, дуба, заняв место среди костей других смельчаков, пытавших счастья на этом берегу.

Вопль ужаса застыл у меня в горле, воздух в груди застрял россыпью битого стекла, черепками рухнувшего у меня на глазах мира. Почему я не ослепла? Почему мое сердце не разорвалось на куски? Почему кровь, закипев, не остановилась в жилах? Зачем после такого жить? Зачем возвращаться домой? Разве я смогу предстать перед папой и мамой? Как я им скажу, что не защитила, не сберегла? Как объясню Петьке, что ухаживать за аквариумом, питоном и игуаной теперь придется только ему? И никто не покажет, как делать озоление и не поможет решить уравнение реакции…

А вдруг еще не поздно? Вдруг еще можно что-то сделать? Ведь в Левином рюкзаке лежат заветные два флакона с живой и мертвой водой, сбереженные во всех предыдущих приключениях специально для такого случая. Самое время их использовать. Но как до них добраться, если ноги намертво прикипели к камням, точно зацементированные, а руки, все еще сжимающие предательские скорлупки подменного яйца, превратились в две неподатливые деревяшки? Даже веки онемели, и сухим глазам, из которых не могли вылиться замерзшие слезы, оставалось только смотреть, как владыка Нави расправляется теперь с Левой.

В отличие от Ивана, мой бедный возлюбленный, и без того придавленный разочарованием, оказать сопротивления почти не успел. Все-таки призыв прародителя и последующая схватка с ним отняли у Левы слишком много сил. К тому же разъяренный тотем то ли обиделся, то ли знал, что с Бессмертным не сможет справиться ни один даже могущественный дух. Во всяком случае, на помощь потомку он не спешил. Да и щит, который Лева пытался выстроить, на секунду взметнувшись, опал умирающим огнем прогоревшей свечки.

— Еще один самонадеянный молокосос! — досадливо поморщился Константин Щаславович, с легкостью обездвижив Леву и поворачивая из стороны в сторону его тело, словно естествоиспытатель, разглядывающий насаженное на иголку насекомое. — А я ведь еще твоего папашу по-хорошему предупреждал: не лезь, куда не просят! Прихлопнуть бы тебя, чтобы не рыпался. Да еще на одну службу, думаю, ты мне сгодишься.

Он сделал неуловимое движение то ли рукой, то ли бровью, и нас с Левой подхватил черный вихрь, с легкостью оторвал от земли, закружил, едва не расплющив, точно в центрифуге, и выкинул в уже знакомых покоях.

Константин Щаславович, будто никуда и не уходил, сидел на софе у накрытого еще более изысканно и богато стола, на котором омара и устриц теперь заменял молочный поросенок. Неподалеку, изнемогая под тяжестью огромного блюда с запеченной дичью, застыла Василиса. Похожая на готическое изваяние кающегося грешника во власянице, она выглядела сейчас, кажется, более безжизненной, нежели пересыпанные брусникой рябчики и тушка тетерева в искусно собранном оперении. Хотя подруга не решалась даже поднять на нас глаз, я догадалась, что она знает обо всем и сейчас оплакивает гибель Ивана, раз уж у сестры не нашлось ни одной слезинки.

— Располагайтесь, чувствуйте себя как дома! — проговорил Константин Щаславович, широким гостеприимным жестом приглашая нас с Левой к столу, при этом не торопясь разрешить от обездвиживающего заклятья.

Впрочем, я и сама бы лучше умерла, нежели притронулась к этой постылой трапезе, да и Лева, судя по его виду, тоже.

— Что? Не нравится мое угощение?

Константин Щаславович презрительно скривился.

— В прошлый раз вы почему-то и объедками не побрезговали. Может, потому, что проникли, как воры? Невестушку мою надеялись увести? Так от меня ж не сбегают!

Он сделал движение рукой, и опутывающие Василису лески, мгновенно удлинившись, послушно легли к нему в ладонь на манер паучьей сети, за которую он с явным наслаждением резко потянул. Бедная подруга, вскрикнув от