Глеб затаптывает окурок, поправляет прическу и заходит в заведение для душевнобольных.

По пути он подготовил и отрепетировал целую речь, чтобы объяснить, кто он такой, зачем пришел и к кому. Но произнести заготовку ему не дают. В окне регистратуры на него смотрит знакомое лицо Катиной сестры. Она мгновенно узнает Глеба и осуждающе качает головой.

– Чего пришел?

– Доброе утро.

– Ну теперь не совсем уже доброе.

Она никогда не испытывала теплых чувств к Глебу. Всегда считала, что он не подходит ее сестре. Говорила, что он обманет, обидит, использует и бросит Катю. И она никогда не забывала продемонстрировать сестре свое отношение к Глебу. По любому поводу повторяла – вы с ним, с «этим», не пара. Чувствовала, наверное, что-то. И ее чутье не подвело.

В итоге она оказалась права.

– Я…

– Ты в качестве пациента к нам?

Она не дает вставить слово, не дает объяснить. Но Глеб пропускает мимо ушей глупые колкости.

– Мне бы. В общем…

Глеб не хочет грубить, но и особо любезничать настроения нет.

– Я к Кате приехал. И мне нужно…

– Не нужно. Вали откуда приехал.

Девушка отворачивается и делает вид, что сильно занята. Двигает шуфлядку, поправляет журнал.

– Послушай. Мне очень жаль, что мы вот так с твоей сестрой. – Владимир зачем-то начинает оправдываться. – Жаль, что у нас…

Лицо в окошке искривляется. Вот-вот пальцы скрутятся в неприличном жесте и направятся в сторону Глеба.

– В общем, не хочу ворошить прошлое. Я тут не за этим. Позови, пожалуйста, Катю. Я приехал по работе.

Лицо в окошке морщится, словно сейчас девушку стошнит. Она бросает взгляд на букет.

– Уходи.

Вот зря она так.

Терпение у Глеба есть. Есть. Но оно не резиновое. И в лучшем своем настроении он мог бы ей нагрубить. А сегодня, можно сказать, – сама напросилась.

Вдох.

– Глеб? – слышится за спиной знакомый голос.

Он оборачивается.

Катя выходит из-за угла.

Она несет какие-то тапки. Или это конверты. Несет какие-то поделки пациентов. Несет вязанный спицами или крючком результат, нет, продукт контактной терапии.

Глеб это знает.

Считается, что лепка, рисование, оригами и прочие подобные занятия положительно влияют на состояние пациентов. Возможно, оно так и есть, но куда складывать бесконечную коллекцию? Где хранить шедевры? Поделки запрещено выбрасывать.

Выдох.

На секунду Глеб огорчается, что не удалось поскандалить, но тут же переключается и выдает свою вторую заготовленную фразу.

– Привет, Кать.

Его глаза застывают на голове медсестры. И он едва сдерживается, чтобы не засмеяться.

На девушке надет забавный чепчик. Видимо, очередное нововведение в дресс-код больницы.

Раньше, в то время когда они с Катей встречались, медперсонал заставляли носить поверх халата зеленые повязки, чем-то похожие на передник. Те передники веселили Глеба. Веселили, но и вызывали сочувствие. Максимально неудобные, вечно цепляющиеся за все подряд нелепые тряпки. И никого не волновало мнение сотрудников. Внешний вид должен оказывать благоприятное влияние на состояние больных, и всем плевать на состояние медперсонала.

Теперь их модельер, очевидно, шагнул дальше.

– Что ты здесь?

– Это тебе.

Глеб протягивает цветы и улыбается.

Сейчас, даже если он рассмеется над чепчиком, будет выглядеть словно он смеется от смущения.

Лицо Кати багровеет.

Она растеряна, но букет принимает.

– Скажи ему, пусть проваливает, – подсказывает недовольный голос из регистратуры.

Голос сыплет гадости, но Глеб не обращает на него внимание.

– Я к вам по долгу службы, как говорится.

Он смотрит на Катю, рассматривает чепчик, обращается на «вы», а нелепые слова сами вырываются изо рта. В голове успевает проскочить мысль, что эта глупая фраза запоздала на несколько веков.

– Меня интересует один ваш пациент.

Катя делает долгий выдох. Расслабляет руки и вязаные конверты чуть не падают на пол.

Она улыбается.

Непонятно, то ли от облегчения, то ли от досады. Румянец исчезает так же внезапно, как и появился.

Катя показывает идти за ней.

– Пациент, девочка.

Глеб пытается по пути рассказать, зачем пришел, но Катя не отвечает. Похоже, девушка не собирается разговаривать в коридоре. Она долго ждала этого момента, пусть теперь Глеб немного подождет. Она ведет себя как при последней их встрече. Словно в тот день Глеб поставил не жирную точку, а слегка накрошил многоточием.

Они заходят в кабинет.

Небольшая комнатушка, довольно тесная, практически без мебели, но в ней есть окно. На окне стоят пустые глиняные горшочки, вероятно, тоже сделанные пациентами.

Катя набирает воду и ставит букет в банку недалеко от кривых горшочков.

Глеб садится на стул сбоку от стола.

– Возможно, она лечилась здесь у вас?

– Возможно.

Катя отвечает коротко.

Начинается неловкий разговор. Неловкий, как и ожидал Глеб. Да и как вообще можно ловко разговаривать с бывшей, если бросил ее через сообщение на телефоне, потом не отвечал на звонки и надеялся, что больше никогда не встретить. Тем более в таком чепчике.

– Я смотрю, у тебя теперь свой кабинет.

– Угощайся.

Катя пододвигает пакетик с конфетами и берет одну.

– Ой. Дай угадаю. Птичье молоко?

Девушка пожимает плечами.

– Хоть что-то в этом мире остается неизменным.

Он смеется и разворачивает конфету.

– Ну, теперь я слушаю. Что за долг такой службы привел сотрудника полиции к нам? В нашу скромную обитель.

Катя говорит и ведет себя неестественно. Спина ее прямая, плечи расправлены и напряжены. Она словно неопытная актриса, которая отыгрывает роль из второсортного дневного телесериала.

Впрочем, ведет себя под стать Глебу.

– Я уже пытался объяснить. Мне нужно побольше узнать об одной пациентке, девочке. Возможно, ты смогла бы нам помочь?

– Вам? Кому вам?

– Мне и Владимиру.

– Ах, да… Владимиру.

Она делает из пальцев очки и подносит к лицу.

– Кстати, как там твой дружок?