Катя опирается локтями о стол и наклоняется к Глебу.

– Что замолчал? – Она шепчет. – Согласен?

Глеб морщится. Он не любит загадки. И сейчас он не понимает, к чему девушка клонит. Не понимает, но кивает.

– Согласен.

– Хорошо.

Катя возвращает пакет с конфетами на середину стола, садится поудобнее и готовится к расспросу.

– Информация о пациентке взамен на правдивые ответы?

Катя забрасывает ногу за ногу. Она продолжает стучать ногтем по столу и смотреть в окно.

– Да.

– Хорошо, я согласен. Спрашивай.

– Расскажи мне всю правду.

* * *

Соцопека.

Страшное, по сути, слово. Отдел, который изо дня в день сталкивается с человеческой безответственностью и жестокостью.

Владимир останавливается на пороге.

На стене в кабинете, справа от входа, висит большой календарь с фотографией львицы и львенка. Старый, четырехлетней давности, выцветший календарь. Висит он там на самом видном месте. Висит с одной лишь целью, напоминать всем, что люди хуже животных. Ни один зверь не оставит на произвол судьбы свое потомство.

Инспекторы каждую смену проходят мимо львицы. Принимают проклятия в свой адрес, слушают крики и плач голодных, измученных детей.

«Я хочу к маме. Не забирайте меня».

Инспекторы смотрят на нарисованного львенка и понимают, что никто другой не выполнит их работу.

Соцопека.

Вынужденная государственная мера, в большинстве случаев справедливая и необходимая. Но система небезупречна.

Бывают досадные промахи.

– Добрый день.

Владимир стоит в дверях.

Он поздоровался. Здесь, кажется, не рады незваному гостю.

Начальница не реагирует, что-то рассматривает на экране своего допотопного громоздкого монитора.

Пауза затягивается.

Владимир молчит, сотрудники переглядываются и повторяют за своей начальницей, делают вид, что не замечают постороннего в своем кабинете.

Когда-то приветливые лица, с которыми Владимир мог и поговорить при случае, сейчас ненавистны.

Васильевна продолжает смотреть на монитор. Она что-то бубнит себе под нос, зачитывает, печатает, черкает ручкой в блокноте и параллельно раздает распоряжения своему помощнику, недоумку Артуру. Гай Васильевна Цезарь.

Наверняка они притворяются, что заняты чем-то важным.

– Добрый день, – повторяет Владимир и проходит к столу начальницы.

– Владимир, здравствуйте.

Васильевна на мгновение отрывается от своих дел.

– Вот это заполни.

Она дает задание Артуру, говорит, чтобы тот пока сам разобрался, что через минуту она вернется к своему важному делу.

Ее надменный тон, ее властный взгляд. Ее пренебрежение. Все как представлял Владимир.

– Уверена, Владимир отвлечет нас не надолго.

– Васильевна, я не из-за Костика… к вам.

В прошлый свой визит он поскандалил, и теперь Васильевна наверняка ждет продолжения. Напрасно. Сегодня Владимир здесь не ради себя и не ради своего сына. Он пришел узнать о девочках.

И он обратился бы к женщине поуважительнее, по полному имени, но Владимир его не знает.

Все обращаются к инспектору Васильевна. Так повелось. И признаться, когда смотришь на нее, складывается впечатление, что неспроста, что Васильевной ее называют с рождения.

– Я здесь не по личному вопросу.

– Естественно, не по личному. – Васильевна ухмыляется. – Все личные вопросы в неслужебное время.

Владимир опирается на спинку стула. Присесть ему никто не предложил, да если бы и предложили, он бы отказался.

Васильевна молчит.

Женщина притаилась. Выжидает. Только когда убеждается, что гость пришел с миром, она нажимает на кнопку, отключает питание и отворачивается от монитора.

– Что у тебя?

– Мне нужно узнать по Лесной.

Владимир решает не выдумывать и спрашивает напрямую. Быстрее поговорит, быстрее сможет уйти.

Васильевна приспускает очки на нос и пристально смотрит.

– А что по Лесной? Там у нас все в порядке.

– Никто не числится как неблагополучный?

– А с чего такой интерес?

Васильевна щурится, отчего ее лицо становится еще сильнее похоже на поросячье рыло.

– Особого интереса нет. Просто уточняю.

– Владимир, у вас есть что-то, что следует сообщить мне?

Как так у нее получается? Вместо ответа на один мой простой, конкретный вопрос она успевает задать три свои.

– Сообщить? Нет. Просто это мой район. – Владимир незаметно для себя начинает оправдываться.

– И?

– Я там патрулирую и хотел бы получше узнать, что да как.

Васильевна, кажется, не верит. И она ничем не поможет.

– Владимир. Одобряю ваше рвение. Лучший способ выйти из… вашей с нами ситуации – это погрузиться в работу.

Она опять все сводит к проблеме Аллы и Кости. Возможно, она что-то понимает, а возможно, делает вид.

– Да. Спасибо за совет.

Владимир едва удерживается, чтобы не нахамить после фразы о «вашей с нами ситуации».

– На здоровье, – говорит женщина, которая привыкла, что последнее слово всегда остается за ней.

Зря Владимир обратился к ним.

Знал же, что общение с соцопекой – пустая трата времени. С этими людьми он не сможет найти общий язык.

Зря.

– Так что по Лесной? Есть данные? Может, стоит обратить особое внимание на кого-то?

– Работать, работать и еще раз работать, – безучастно говорит Васильевна и погружается в изучение документов.

Она даже не слушает, о чем ее спрашивают.

Зря.

Владимир чувствует, как закипает кровь.

С каким удовольствием он бы сейчас вмазал этой старухе-хряку с размаху по голове. Топором. Но только чтобы она не сразу умерла. Пусть посмотрит своими глазенками, пусть увидит его улыбку. И он не Раскольников, он сумеет насладиться ее страданиями. «Работать, Владимир», – говорит голова с торчащим из нее здоровенным острым колуном. Голова моргает и ничего не понимает. Просто мотается на толстой шее влево-вправо и разбрызгивает красные струйки на стены. Топорный флюгер.

– Работать, – повторяет Васильевна, обращается сама к себе.

– Да. Так и поступлю.

– По Лесной спокойно, – вклинивается в разговор Артур. – В последний раз обращались пару недель назад. Но там такое… Там кота сбила машина. Или собаку. Ничего особенного.