— Знаю, солнышко.

— Я так устала.

— Знаю. Но у меня есть одна тайна, Эйвери, и ты должна сыграть в эту игру, всего разочек, ради меня. Хорошо, котенок? Нельзя сдаваться.

Я услышала протяжный, далекий писк. Все тело точно молния прошила.

— Разряд! — скомандовал чей-то голос.

— Ну же, Эйвери, — прошептала мама. — Есть у меня одна тайна…

И снова молния, пронзившая меня насквозь.

— Разряд!

Мне не хотелось дышать. Чего хотелось — так это отправиться туда, где мне уже будут не страшны ни молнии, ни пламя, ни боль.

— Надо бороться, — сказала мама. — Надо цепляться.

— Ты же ненастоящая, — прошептала я. — Ты умерла. И теперь либо снишься мне, либо я тоже…

Мертва.

Мне снилось, что я бегу по коридорам Дома Хоторнов. Выскакиваю на лестницу и у самой нижней ступеньки вижу мертвую девушку. Сперва мне показалось, что это Эмили Лафлин, но стоило приглядеться — и я сразу узнала себя.

* * *

Я стою у кромки океана. Всякий раз, когда передо мной вздыбливается волна, мне кажется, что сейчас она меня поглотит. Но я к этому готова.

Всякий раз, когда меня накрывает темнота, я слышу один и тот же голос: голос Джеймсона Винчестера Хоторна.

* * *

— Сукин сын, — слова вспороли темноту, как ничто прежде. Снова голос Джеймсона, только на этот раз громкий и острый, точно лезвие ножа. — Она умирала у тебя на глазах, а ты просто стоял как столб! И не надо мне про шок рассказывать.

Я попыталась открыть глаза. Но ничего не вышло.

— Ну тебя-то, Джейми, никто не переплюнет в умении стоять и безучастно смотреть, как другой умирает.

— Опять ты про Эмили. Вечно все разговоры сводятся к ней.

Мне хотелось сказать им, что я все слышу, но губы не слушались. Все поглотила тьма. Все болело.

— Знаешь, что я думаю, Грэй? Что все эти твои игры в мученика — фарс, ложь, которой ты сам себя кормишь. Сомневаюсь, что ты отступился от Эйвери ради меня. Думаю, тебе нужен был повод провести черту, чтобы остаться за ней в безопасности.

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

— Ты не можешь отпустить. Не мог, когда Эмили была жива, что бы она ни предпринимала, и сейчас не можешь.

— Может, хватит? — Грэйсон перешел на крик.

— Эйвери умирала, а ты даже к ней не подбежал.

— Джейми, чего ты от меня хочешь?

— Думаешь, я не вел тех же битв? Я ведь почти убедил себя, что, пока Эйвери остается для меня просто загадкой, головоломкой, пока я это воспринимаю как игру, мне ничего не грозит. Звучит иронично, потому что в какой-то момент я понял, что игры закончились.

Я вас слышу. Слышу каждое слово. Я рядом…

— Чего ты от меня хочешь?

— Посмотри на нее, Грэй. Посмотри, черт бы тебя побрал! Est unus ex nobis. Nos defendat eius.

Она одна из нас. Мы ее защищаем. Не знаю, что на это ответил Грэйсон: его слова заглушил шум волны.

* * *

Я сидела у шахматной доски. Напротив меня расположился мужчина, которого я в последний раз видела, когда мне было шесть.

Тобиас Хоторн взял свою королеву, но тут же поставил на место и добавил на доску три новых предмета. Штопор. Кухонную воронку. Цепочку.

Я уставилась на них.

— Понятия не имею, что с этим делать.

Он тихо выложил четвертый предмет: металлический диск.

— И с этим тоже.

— Не смотрите на меня так, юная леди, — ответил на это Тобиас Хоторн. — Это же ваше подсознание. Все тут — ваша игра, а не моя.

— А что, если я больше не хочу играть? — спросила я.

Он отклонился назад и снова взял королеву.

— Тогда перестаньте.

Первым, что я почувствовала, была тяжесть в области грудной клетки. Казалось, меня придавливает к земле огромный цементный блок. Я попыталась скинуть его, и тут, будто по щелчку, все до единого нервы в моем теле заискрили от боли. Я открыла глаза.

Сперва я увидела какой-то аппарат, потом множество трубок, тянущихся к моему телу.

Я в больнице, решила я, но, когда мир вокруг снова обрел четкость, я поняла, что никакая это не больница, а моя спальня в Доме Хоторнов.

Секунды текли медленно, будто патока. Мне понадобилась немалая выдержка, чтобы не сорвать с себя все эти трубки. Меня окружили воспоминания. Голос Джеймсона. И Грэйсона. Молния, пожар и…

Там взорвалась бомба.

Монитор неподалеку тревожно запищал, и в комнату тут же зашла женщина в белом халате. Я узнала ее, и мне показалось, что я опять сплю.

— Доктор Лью?

— Рада, что тебе лучше, Эйвери, — мама Макс серьезно посмотрела на меня. — Расслабься, пожалуйста, и дыши.

* * *

Меня тщательно осмотрели, понаставили мне уколов, залили в меня обезболивающего. Когда доктор Лью наконец пустила ко мне Макс и Либби, голова у меня уже туманилась.

— Я дала ей немного морфина, — сказала доктор Лью Либби. — Если ее начнет клонить в сон, пусть спит.

Макс приблизилась к моей постели — никогда прежде я не видела ее такой осторожной.

— Твоя мама тут, — заметила я.

— Да, — подтвердила подруга и села рядом с моей кроватью.

— В Доме Хоторнов.

— Все верно, — похвалила меня Макс. — А теперь скажи, какой сейчас год, кто президент и кому из братьев Хоторнов ты разрешишь вылюбить себе мозг в следующий раз?

— Максин! — одернула ее доктор Лью так, точно это у нее голова раскалывалась.

— Прости, мам, — извинилась Макс и снова посмотрела на меня. — Я позвонила ей, когда Алиса привезла тебя в поместье. Наша Леди Адвокат, прямо скажем, выкрала тебя в коматозном состоянии из орегонской больницы, и все тут просто с катушек слетели. Мы не хотели, чтобы она сама выбирала тебе врача. Нам нужен был надежный человек. И, пускай моя семья отреклась от меня, это не значит, что я круглая дура. Вот я и позвонила. Великий доктор Лью тут же поспешила на помощь.

— Семья от тебя не отрекалась, — строго возразила мама Макс.

— Позвольте не согласиться, — парировала Макс. — Я отчетливо помню, как все было.

Скажи мне кто-нибудь еще несколько часов назад, что Макс и ее мама окажутся в одной комнате и эта встреча не будет болезненной, неловкой или все сразу, я бы ни за что не поверила.