Представь, что стоишь на краю утеса и смотришь на океан. Ветер играет твоими волосами. Солнце клонится к закату. Ты всем телом и душой стремишься лишь к одному. К одному человеку. Слышишь за спиной шаги. Оборачиваешься. Кто там стоит?

— Каждый день? — переспросила я. Собственный голос вдруг показался мне чужим. Я вспомнила, как стояла у кромки океана. Вспомнила голос. Голос Джеймсона Винчестера Хоторна.

— Каждый божий день, Наследница, — Джеймсон на секунду прикрыл глаза. — Но если ты вместо меня хотела бы видеть кого-то еще…

— Конечно, я тебе рада! — возразила я. И это была чистая правда. — Но не обязательно было… — Скажи мне, что я особенная. Скажи, что я для тебя важна.

— А вот и обязательно, — возразил Джеймсон и опустился на край моей постели, чтобы наши глаза оказались вровень. — Ты ведь не трофей.

Мне это чудится. Не мог он такое сказать. Это невозможно!

— Ты не головоломка, не загадка, не зацепка. — Он не сводил с меня пристального взгляда. Он весь сосредоточился на мне. И ни на ком больше. — Ты для меня не тайна, Эйвери, потому что в глубине души мы с тобой одинаковые. Возможно, ты этого не видишь, — он снова задержал на мне пронзительный взгляд. — И не веришь мне — но только пока. — Он поднял руку, неплотно сжатую в кулак. — Но, кроме нас с тобой, никто не стал бы возвращаться на место взрыва, чтобы найти вот это.

Он разжал кулак, и на ладони блеснул маленький металлический кругляшок.

Все мышцы в моем теле напряглись. Мне так хотелось его коснуться!

— Как ты…

Джеймсон только плечами пожал, и это движение — совсем как улыбка — было сокрушительным.

— У меня не было выбора, — он снова посмотрел мне в глаза, а потом вложил кругляшок мне в руку. Его пальцы коснулись моей ладони и задержались на ней, а потом скользнули по внутренней стороне запястья.

Я резко вдохнула и перевела взгляд с лица Джеймсона на диск. На одной стороне были выбиты концентрические круги. А другую оставили гладкой.

А он все гладил мою руку.

— Ты понял, что это за штука? — спросила я. Казалось, разом все мои нервы пробудились от глубокого сна.

— Не-а, — Джеймсон улыбнулся своей кривой, разрушительной джеймсон-хоторнской улыбкой. — Тебя ждал.

Джеймсон не из терпеливых. Он не умеет ждать. Он живет, не отпуская педали газа.

— Хочешь, чтобы мы нашли ответ вместе? — Я уставилась на него, а он — на меня.

— Не надо сейчас ничего говорить, — он поднялся с места. А я все еще чувствовала на руке след его прикосновений. Я видела, как пульсирует венка на моем запястье, чувствовала, как бешено заколотилось сердце. — И целовать меня сейчас вовсе не обязательно. И любить тоже, Наследница. Но когда будешь готова… — он нежно коснулся моей щеки. Я прижалась к его ладони. Дыхание Джеймсона стало рваным, он отнял руку и кивнул на кругляшок. — Когда будешь готова — если это вообще случится, если ты выберешь меня, — подбрось диск. Выпадет аверс — я тебя поцелую, — его голос едва заметно дрогнул. — А если реверс, то ты меня. В обоих случаях это будет что-то да значить.

Я посмотрела на кругляшок. Он был не больше монетки. Именно он венчал собой все зацепки, найденные нами прежде.

Я сглотнула и подняла взгляд на Джеймсона.

— Тоби не мой отец, — сказала я, а потом уточнила: — Он никогда им и не был.

Где-то ведь он прячется. И по-прежнему не хочет, чтобы его нашли.

Джеймсон склонил голову набок. В глазах заплясали лукавые огоньки.

— Что ж, Наследница. Тогда игра продолжается!

Прошел день. За ним ночь. И следующий день. И новая ночь. И еще череда ночей и дней. А в то утро, когда мне разрешили вернуться в школу, я услышала шум за стенкой камина.

Джеймсон. Я поспешила к каминной полке и сжала подсвечник, а потом, глубоко вздохнув, потянула его.

Но за заслонкой ждал другой человек.

— Тея? — спросила я. Я была сбита с толку. Что она забыла в поместье? Зачем пришла по тайному ходу? Я покосилась на дверь. Орен дежурил в коридоре. Даже теперь, когда Скай и Рики упекли за решетку, он не оставлял меня.

— Ничего не говори, — взмолилась Тея, понизив голос. — Мне нужно, чтобы ты пошла со мной. Дело в Грэйсоне.

— Грэйсоне? — переспросила я. С тех пор как я вышла из комы, он бродил по дому, точно призрак, и то ли не желал меня видеть — то ли просто не мог. Каждый вечер я наблюдала, как он плавает в бассейне.

— Он в беде, Эйвери, — сказала Тея. У нее был заплаканный вид, и это пугало: Тея Каллигарис была вовсе не из плакс. И не из ранимых.

И не из трусишек.

— Тея, что происходит?

Она исчезла в потайном коридоре, а я устремилась следом, но спустя секунду на меня накинулись сзади. Мне скрутили руки, а рот и нос зажали тряпкой, пропитанной чем-то. Я не могла вдохнуть. И крикнуть тоже.

От тряпки шел мерзкий, сладковатый запах. Краски вокруг начали угасать. Последним, что я помнила, были слова Теи:

— Мне пришлось на это пойти, Эйвери. У них Ребекка.

Я пришла в себя и обнаружила, что меня привязали к какому-то старому стулу. Комната вокруг была плотно заставлена коробками и всякими безделушками. Нестерпимо пахло бензином, точно все тут им пропитали.

Передо мной стояли двое: Мелли — с таким видом, будто ее вот-вот стошнит, — и Шеффилд Грэйсон.

— Где я? — спросила я и тут же вспомнила, что случилось в коридоре. — А где Тея с Ребеккой?

— Уверяю вас, ваши друзья в порядке, — сказал Шеффилд Грэйсон. Одет он был в костюм. Привязал меня к стулу на каком-то складе — а сам принарядился.

А еще глаза у него были такие же, как у Грэя.

— Сожалею, что так все вышло, — сказал отец Грэйсона, смахнув с запонки пылинку. — Я про хлороформ. Веревки, — он выдержал паузу. — Бомбу.

— Бомбу? — повторила я. Полиция арестовала Рики и Скай несколько недель назад. У них был мотив, да и доказательства у следствия наверняка имелись, иначе ареста бы не произошло. — Не понимаю!

— Ну еще бы вам понять, — отец Грэйсона закрыл глаза. — Я ведь вовсе не злодей, мисс Грэмбс. Все это… — он не стал уточнять, что именно, — не приносит мне никакого удовольствия.

— Вы меня похитили! — хрипло проговорила я. — Привязали к стулу! — Шеффилд молчал. — Пытались убить!

— Не убить, а ранить. Если бы я задался целью вас умертвить, мой человек иначе рассчитал бы время взрыва, согласитесь.

А ведь Орен говорил, что успей я подойти к самолету всего на пару шагов ближе — и взрыв убил бы меня.