– Не сегодня. – Яэль не хотелось отпускать его ладонь. – Подожди, ещё кое-что.

В новом свете фотография была чётче, полна мелких деталей: изгибов ресниц и потертых ниток, выглядывающих из-под ворота свитера. Яэль устремила взгляд на одиннадцать лет назад, подхватила все чувства и ощущения, и изменилась.

В себя. Не в точную копию девочки, а в её переосмысление. (Взросление оставляло множество возможностей для интерпретации). У неё был высокий лоб и вытянутые кости лица. Тёмно-каштановые волосы стали длиннее, завиваясь на концах, щекоча внутреннюю поверхность руки. Цвет глаз Яэль выбрала как у матери. Темноту соснового леса, собранную из прохладных теней и богатого оттенка земли. Внешность такая далёкая от облика Адель Вольф, или Эльзы Шварц, или многих других, в которых она провела свою жизнь.

Эта казалась подходящей.

Зеркало бы не помешало, но на самом деле Яэль оно было не нужно. Она знала, что это лицо – правильное. Видела во взгляде, которым смотрел на неё Лука. Его веки были влажными от слёз, а огонь идеи, плана, желания изменить всё ещё полыхал в его синих глазах.

– Это твоё самое лучшее лицо, – сказал он.

Дорога до Германии не была прямой. Они вернулись, чтобы подобрать брошенные мешки с картошкой, и только потом двинулись по предложенному Хенрикой маршруту. Сначала на север – по пустым сельским дорогам. Была очередь Мириам вести машину, и хотя круги под её глазами цветом напоминали темноту предрассветного неба, она согласилась. Для Яэль усталость тоже стала верной спутницей, но из-за неудобства от документов, примотанных к торсу, и постоянных мыслей о том, что ждёт впереди, спать удавалось лишь урывками.

Западнее блокпосты и ряды беженцев становились чаще, как и желание «ХВАТАТЬ ПИСТОЛЕТ ВООРУЖАТЬСЯ», когда патрульный стучался в окно. Яэль каждый раз удавалось его подавить, она повторяла привычную историю «везём картошку дяде» (которая казалась всё неправдоподобней с каждым рассказом), слушая, как мешки вновь протыкают ножами, и ожидая приказа закатать рукав.

Приказа не было. Их всегда пропускали.

– Должно быть, информатор не знал о грузовике. Иначе они бы уже нас остановили, – решила Яэль. – Это отводит все подозрения от Молотова.

Мириам заворчала. Большая часть утра прошла спокойно, прерываемая только рокотом мотора и вопросами патрульных.

– Жаль, что ты не рассказала мне о звонке ещё тогда, в кабинете.

– Я пыталась тебя защитить.

– Знаю. – Рука Яэль скользнула в карман, отыскивая крошечную матрёшку – так долго не прикрытую большими, что она совсем истёрлась. – Просто не могу привыкнуть.

– Как и господин Лёве.

– Зови его Лука.

Мириам поджада губы.

– Как и Лука, – согласилась она. – Если это был он… ты сможешь сделать то, что должна?

– Пытать, имеешь в виду? – Влад обучил Яэль и этому искусству. Пока обходилось без практики, но одно дело представлять, как выбиваешь коленные чашечки какому-нибудь СС-шутце, и совсем другое – угрожать ножом Луке. – Это был не он.

Так я и думала – читалось на лице Мириам.

Небо затянули серые тучи, скрывая большую часть солнца. Грязные сельские дороги закончились, сменяясь городскими. (Гладкими, асфальтированными автострадами, ведущими в Германию). Их грузовик вписался в поток беженцев из Лебенсраума: обычный фольк,[16] втиснутый в нутро Фольксвагенов, мальчишки на велосипедах, женщины в заляпанных грязью платьях, были среди них даже несколько конных повозок. Люди шли на всё, чтобы избежать войны.

А в итоге попадали в её эпицентр.

Было уже далеко за полдень, и дождь начал просачиваться в трещины на лобовом стекле, когда поток людей и машин замедлился, заставляя Мириам снизить передачу. Они подъехали к перекрёстку, где целый букет белых дорожных знаков в виде стрел указывал, что ГЕРМАНИЯ совсем близко. Всего 20КМ.

Но путь был заблокирован. Через дорогу протянулась колючая проволока – поспешно скрученная конструкция. Солдаты СС, стоящие рядом с ней, не проверяли документы, а указывали стволами своих Маузеров 98к в сторону объезда.

– Туда нельзя! – Услышала Яэль крик одного из них, опуская окно. – Там перестрелка…

Гул – низкий, ощущаемый физически – разнёсся в небесах, заглушая слова солдата. Яэль сначала подумала, что это гром, но в вышине не мерцало молний, и вскоре она услышала новый рокот: вдалеке, два звука сразу.

Танки.

Если задействованы танки и другие военные машины, то впереди не просто перестрелка. Они достигли линии фронта. Или его окраин, поправилась Яэль, вспоминая поля боя Германии, описанные Хенрикой по радио. Все территории севернее реки Шпрее принадлежали Сопротивлению. Генерал Райнигер по-прежнему продвигался за границы столицы, к Северному морю.

Но СС отправляли всех на юг, в глубины своих территорий. Беженцы без вопросов им подчинялись. Только дураки решат направиться в самую гущу битвы.

Дураки и Яэль.

Сердце её ухнуло влево вместе с рулевым колесом, когда Мириам последовала за остальным транспортом. Она проехала ещё несколько километров – на юг, дальше на юг, – прежде чем переключить передачу и заглушить двигатель.

– Дальше этому грузовику дороги нет. Все пути на запад заблокированы. Если мы хотим добраться до территорий генерала Райнигера, придётся идти пешком.

Если бы всё было так просто. Но в том, чтобы пересечь линию фронта, имея на руках больного, не представляя, где находятся боевые отряды, и пытаясь не стать целью не только противников, но и людей Райнигера, не было ничего простого…

– Нужно подождать до темноты, – сказала Яэль. Она терпеть не могла задержки, но темнота была им необходима. До сих пор их грузовик не привлекал лишнего внимания беженцев; но стоит Луке и Феликсу выбраться из-под мешков картошки, с прикрытием будет покончено.

– Да, до ночи. А пока отдохнём. Сон нам не помешает. – Закрыв глаза, Мириам откинулась на спинку сидения.

Яэль последовала её примеру, прислушиваясь к стуку дождя по стеклу и далёким отзвукам сражения. Треск Маузеров, грохот танков, смерть, опускающаяся на город вместе с бурей. Странно убаюкивающее сочетание.

Она то просыпалась, то снова засыпала. Кошмаров почти не было. Вместо того чтобы направлять дуло пистолета в грудь Адольфа Гитлера, Яэль показывала свою старую фотографию объективам камер. Все волки собрались вместе с ней в студии «Рейхссендера», и Яэль по очереди представляла их всевидящим глазам камер. Над их головами горела красная надпись В ЭФИРЕ. Яэль как раз представляла Аарона-Клауса, когда её разбудила Мириам.

– Выдвигаемся.

В сумерках весь мир казался тяжелее. Дождь ещё шёл, а выстрелы полуавтоматических винтовок трещали в воздухе. Звуки были ужасны, но их слаженность воодушевляла Яэль. Значит, войска Райнигера ещё сильны и могут защитить свои территории.