Хотя мы не можем утверждать этого наверняка, но картину, нарисованную Бойд, Джордж и Оджерс, – картину, в которой гораздо больше непрерывности и преемственности, чем резких перемен, – похоже, можно приложить и ко всем остальным нашим тревогам относительно цифровых технологий. Некоторые пессимисты опасаются, что люди начнут общаться с цифровыми подобиями людей (назовем их роботами) как с живыми людьми, не делая различий, и в результате потеряются в воображаемых виртуальных мирах. Но, в конце концов, большинство маленьких детей активно общаются с воображаемыми друзьями и спутниками, а это создания еще более неосязаемые, чем роботы, – потому что их вообще не существует. Все нормальные дети увлекаются воображаемыми, нереальными мирами и погружаются в них. И взрослые ведут себя точно так же. Так ли уж сильно современный ребенок, рыдающий над сломавшимся Ферби – электронной говорящей игрушкой-роботом, отличается от девочки времен Диккенса, оплакивающей сломанную куклу? Так ли уж сильно современная одинокая вдова, беседующая с чат-ботом, отличается от викторианской вдовы, разговаривающей с портретом покойного супруга? А роман в интернете – так ли уж сильно он отличается от тысяч любовных романов, описанных в дешевых книжках в мягких обложках?

Так как насчет того факта, что мы все больше общаемся посредством весьма абстрактных сигналов, нежели лицом к лицу? Посмотрим хотя бы на текстовые сообщения, одно из самых необъяснимо успешных технологических новшеств нашего века; многие подростки посылают сотни сообщений в день. Мы употребили необъятную компьютерную мощь на то, чтобы писать друг другу телеграммы, набирая их двумя большими пальцами. Как велик соблазн ностальгически противопоставить сообщения не только живой беседе, но и позавчерашнему Эдему – телефону, технологии, которая некогда была потрясающей новинкой и казалась многим столь же опасной, какими сегодня кажутся мессенджеры.

Но ведь люди поверяли друг другу свои самые интимные переживания с помощью абстрактных символов по меньшей мере с тех пор, как возникла письменность, и, возможно, с тех пор, как возник язык. Любовный роман Бертрана Рассела и леди Оттолайн Моррелл развивался посредством лондонского телеграфа: влюбленные телеграфировали друг другу по несколько раз на дню; а Марсель Пруст постоянно пользовался столь же быстрой системой пневматической почты, которую в Париже называли “голубыми листочками” (petits bleus), поскольку сообщения записывались на бланках голубого цвета. В Лондоне почту доставляли двенадцать раз в день, послание на “голубом листочке” достигало адресата за два часа. Рассказ Генри Джеймса “Превосходное местечко” представляет собой фантазию о том, как вырваться из сети обязательств; начинается рассказ с горьких жалоб на поток телеграмм и лавину договоренностей, знакомых всякому, у кого папка “Входящие” в электронной почте под завязку забита непрочитанными письмами.

Еще одна проблема, обычно вызывающая тревогу, – это опасения, что интернет каким-то образом разрушит нашу способность фокусировать внимание. Да, совершенно верно, к тому времени, как мы становимся взрослыми, наше внимание превращается в ограниченный ресурс и его паттерны уже трудно изменить. В результате человеку, у которого по мере формирования мозга развивались стратегии внимания, рассчитанные на чтение, трудно игнорировать все отвлекающие моменты в Сети. Но, как мы уже видели, преувеличенное, чрезвычайно сосредоточенное внимание, которого требуют от современного школьника, – это само по себе недавнее культурное изобретение, и у него есть как плюсы, так и минусы.

Специфические стратегии управления вниманием, которые требуются нам для овладения грамотой и для успехов в формальном школьном обучении, возможно, ощущаются как естественные, потому что они чрезвычайно широко распространены и потому что мы освоили их в очень раннем возрасте. Но в разные эпохи и в разных культурах считались столь же естественными и столь же ценились совершенно иные способы сосредоточения. Я никогда не смогу развить у себя потрясающей способности охотника или собирателя – способности одновременно следить за всем, что происходит вокруг, и при этом сохранять концентрацию и собранность. Зато я, к счастью (поскольку мне в детстве пришлось много присматривать за младшими братьями и сестрами), овладела столь же древним искусством одновременно работать и следить за ребенком.

Возможно, наши цифровые внуки будут смотреть на человека, умеющего хорошо читать, с тем же ностальгическим и почтительным изумлением, с каким мы сегодня смотрим на искусного охотника или на еще более виртуозную мать шестерых детей. Навыки в высшей степени грамотного XX века вполне могут в будущем исчезнуть или, по меньшей мере, стать уделом ограниченной группы специалистов-энтузиастов, то есть повторить путь, по которому уже прошли охота, устная поэзия и танец. Но если история человечества и дальше будет двигаться тем курсом, которым она развивалась до сих пор, то хотя и возникнут иные, новые навыки, однако более ранние тоже не исчезнут без следа.

И все же цифровые пессимисты, возможно, в некоторых отношениях правы. Работа Даны Бойд, посвященная подросткам, указывает на сдвиги, которые, возможно, сигнализируют об очень важных переменах. Трудно говорить с уверенностью, но интернет принес с собой нечто совершенно новое – такую же трансформацию, какую когда-то породил телеграф. Однако на этот раз речь не об изменениях в скорости или характере коммуникации. Текстовые сообщения и электронная почта перемещаются не быстрее, чем телефонные импульсы или телеграфные сообщения, а их содержание необязательно богаче (или беднее).

Прежде всего, изменилось число людей, с которыми мы теперь взаимодействуем. Есть убедительные свидетельства того, что большинство из нас способно поддерживать постоянные связи не более чем с сотней других людей – то есть примерно с населением средней деревни[256]. Рост городов привел к тому, что сегодня мы определяем эту “деревню” социально, а не географически; горожане умеют не замечать и как бы даже не видеть большинство своих сограждан, мимо которых они проходят на улице, – навык, который сельским жителям кажется непостижимым и даже неприятным. Почта и пневматические “голубые листочки” также связывали воедино относительно небольшой круг грамотных горожан.

Интернет расширил этот круг экспоненциально. Когда мы ищем что-нибудь в Google, то, по сути дела, не консультируемся у блистательно умного компьютера, но аккумулируем информацию, накопленную миллионами людей. Социальная сеть Facebook, которая изначально была просто цифровым инструментом, призванным помочь вам очертить границы вашей социальной “деревни”, расширяет эти границы настолько стремительно, что мы их уже перестаем узнавать. Интернет дал нам возможность коммуницировать со всей планетой, однако при этом наша психология по-прежнему рассчитана на деревню.

Городские дети со временем усваивают навыки, позволяющие ориентироваться в городе, но мы пока еще не развили у себя аналогичные навыки, которые позволяли бы ориентироваться в Сети. А понять, с кем там стоит разговаривать, а с кем не стоит, гораздо сложнее, чем в реальной жизни. Мы отлично умеем не замечать неприятных людей на улице, с легкостью игнорируем нахальных и излишне словоохотливых незнакомцев – но нам гораздо труднее не обратить внимания на анонимный провокационный комментарий. В Сети мы все превращаемся в приезжих из маленького городка, затерявшихся в большом городе, – по крайней мере, так выглядит ситуация сейчас.