Но то, что Берлин называет трагедией, может служить и утешением. Есть много способов придать жизни смысл и важное человеческое измерение, однако невозможно использовать сразу все эти способы. Тот, кто решил не иметь детей, может считать для себя более важными иные ценности – не отвергая при этом ценность воспитания детей. Вирджиния Вулф, которая выбрала добровольную бездетность, мудро заметила: “Никогда не делайте вид, будто нечто, чего у вас нет, просто не стоит того, чтобы его иметь”[263].

Разумеется, это относится и к решениям о том, иметь ли детей. Решение взять на себя заботу о ребенке может оказаться несовместимым с другими способами прожить жизнь, тоже имеющими ценность, – например, с полным погружением в работу или с монашеством и уединенным размышлением, а то и просто со свободным существованием и наслаждением всеми эстетическими удовольствиями, какие предлагает жизнь. Но столь же верно и то, что, выбрав какой-то из этих вариантов прожить жизнь, вы лишите себя ценного опыта воспитания детей и заботы о них.

По сути дела, говорит Лори Пол, нет даже полностью рационального способа решить, сколько именно ключевых жизненных целей вы должны перед собой поставить и к скольким ценностям стремиться. Пол напоминает, что вы ведь можете принять как высшую цель такую жизнь, в которой будет множество самых разнообразных ценностей, опыта и впечатлений, – а не сосредоточиться лишь на нескольких ключевых ценностях. И одна из положительных сторон воспитания детей состоит в том, что дети ведь вырастают, – так что интенсивная забота о них отнимает у вас лишь часть вашей жизни, в которой могут быть и будут и другие ценности – до появления ребенка и после того, как он вырастет. Вполне возможно разделить жизнь на разные периоды, у каждого из которых будут свои ценности и приоритеты.

Но даже и здесь не существует полностью рационального способа решить, в самом ли деле жизнь, интенсивно сосредоточенная лишь на одном приоритете, лучше жизни, при которой вы менее сосредоточены и преследуете сразу множество приоритетов и ценностей. Точно так же невозможно рационально решить, лучше ли распределять разные приоритеты по разным периодам жизни или же стремиться испытать все впечатления одновременно.

Одно можно сказать с уверенностью: именно потому, что такие решения определяют, кем вы станете впоследствии, эти решения – главные с точки зрения вашей будущей личной свободы и независимости; поэтому и принимать их следует в условиях максимальной свободы воли. И это гораздо более верно, если речь идет о таких решениях, как решение завести (или не завести) ребенка, чем о более простых и прямолинейных решениях о том, как достигнуть той или иной конкретной цели.

Плюралистический подход Исайи Берлина к вопросам морали выразился и в его политических убеждениях: он всегда выступал в поддержку плюралистической либеральной демократии. Свобода выбора деятельности, выбора партнера, свобода исповедовать ту или иную религию или не исповедовать никакой – все это ключевые ценности демократии, потому что они определяют, кто мы есть. Даже если большинство из нас думает, что та или иная деятельность или религия, тот или иной вид брака – в самом деле путь к наиболее ценному и осмысленному образу жизни, то сама идея либеральной плюралистской демократии в том и состоит, что мы не можем навязать эти ценности другим людям.

То же самое верно и в отношении ценности воспитания детей. Именно потому, что подобные решения имеют огромную моральную значимость и преображают жизнь, необходимо уважать свободу отдельных людей, у которых есть их собственная отдельная жизнь и собственное право принимать подобные решения. Как вы уже наверняка поняли, лично я ценю детей и заботу о них чрезвычайно высоко. То же можно сказать и о многих религиозных людях, для которых эти ценности часто становятся аргументом против контрацепции и абортов.

Но я бы сказала так: именно потому, что забота о детях настолько ценна, так преображает жизнь заботящихся взрослых и в такой полной мере становится ее моральным стержнем, – именно поэтому контрацепция и аборты непременно должны быть разрешены и доступны для всех. В сорок лет я обнаружила, что незапланированно забеременела, и решила сделать аборт. Решение было непростым, но, к счастью, это было мое собственное решение, а не чье-либо иное.

Когда у вас появляются дети, вместе с ними возникают и новые существенные проблемы: как построить правильный баланс между ответственностью за детей и обязательствами перед другими людьми, перед своей работой, перед самими собой. Когда мы преданно заботимся о ребенке, мы перестаем быть тем прежним человеком с определенным набором ценностей и интересов, которые мы когда-то могли соотнести и скоординировать с ценностями и интересами окружающих. Теперь вы родитель – то есть человек, чье “я” расширилось и отныне включает в себя ценности и интересы другого человека, даже если эти ценности и интересы отличаются от ваших собственных. Как сбалансировать и скоординировать интересы, когда интересы этого другого человека одновременно все же ваши – и не ваши?

Ответ в том, что простого ответа на этот вопрос нет. Берлин утверждает, что в тех случаях, когда ценности конфликтуют, лучшее, что можно сделать, это попытаться как-то с грехом пополам выбраться из этой ситуации, постаравшись принять лучшее решение, какое только возможно в данных обстоятельствах. Нет решений, которые можно назвать самыми лучшими в абсолютном, идеальном смысле, – и нам следует смириться с чувством вины и сожалениями, которые вытекают из этого неутешительного факта.

Фундаментальные парадоксы, которые лежат в основе морали наших взаимоотношений с детьми, отчасти объясняют и определенную противоречивость некоторых наших общественно-политических решений. Если бы забота о детях была просто разновидностью профессиональной деятельности, то мы, возможно, считали бы, что после необходимой подготовки с такой работой справится кто угодно, – по сути, мы могли бы решить, что ее должны делать специально обученные специалисты, а не сами родители. Но мы вовсе так не думаем – во всяком случае, если речь идет о младенцах, да и о малышах чуть постарше тоже. В отношениях между родителями и детьми есть нечто особенное, нечто, что и наделяет родителей особым влиянием на детей, особой заинтересованностью в них и ответственностью перед ними.

В публичной политике мы обычно способны отличить взгляды и концепции, отстаивающие права и интересы отдельного гражданина, от тех, что выдвигают на первое место интересы более обширных групп – сообществ, штатов или государств. Но дети занимают странное промежуточное положение; мы чувствуем себя как-то некомфортно, когда исходим из того, что интересы и права детей – это лишь часть интересов родителей; но при этом мы ощущаем себя в такой же степени неуверенно, если утверждаем, что это не так.

Таков контекст обсуждения многих насущных и сложных политических вопросов. Должно ли образование основываться исключительно на индивидуальном выборе, то есть имеют ли родители право совершенно свободно выбирать, кого им растить из своих детей – например, религиозных фундаменталистов или, наоборот, не признающих никаких правил дикарей-хиппи? Должны ли мы позволить родителям влиять на то, что происходит в государственных школах – за которые мы, в конце концов, все вместе платим? Должны ли мы позволить родителям самим решать, можно ли физически наказывать ребенка? Делать или не делать ему прививки? Да и вообще – лечить его или не лечить? Или мы должны настаивать, что общество в целом имеет право решать, чему следует учить детей и как с ними обращаться?