утешение жирного палтуса, которого поймали мои матросы. Я знал, что адмирал любит вкусно поесть и будет рад моему гостинцу. Так оно и оказалось – Паркер поблагодарил меня и пригласил на ужин, чтобы мы вместе оценили вкус палтуса.

За трапезой, под стакан отличного портвейна, наш разговор снова коснулся предстоящего – а в этом уже никто не сомневался – сражения. Я прямо сказал Паркеру, что если предстоит нанести сокрушительный удар по несговорчивым датчанам, то этот удар должен быть максимально сильным и беспощадным.

– Поймите – на кон поставлена честь Англии, – сказал я. – От вашего решения зависит, упадет ли авторитет нашей страны в глазах Европы, или он еще выше поднимется.

Я предложил адмиралу довольно рискованный план – не связываться с датским флотом и пройти в Балтику не через пролив Зунд, а через Большой Бельт – извилистый пролив, разделяющий острова Зеландию и Фионию. Длина его около 150 миль, он узок и мелководен, и прохождение через него представляет немалую опасность. Но с другой стороны, нам в этом случае не будут грозить орудия датских военных кораблей и фортов.

Паркер, услышав мое предложение, замахал руками, с ходу отвергнув его. Он боялся посадить на мели наши корабли и фрегаты, а кроме того, он всерьез опасался оставлять в тылу датский флот, который, объединившись со шведами и русскими, мог навязать нам сражение, в котором шансы победить были бы не на нашей стороне.

Конечно, адмирал Паркер кое в чем был прав. Действительно, опасно было оставлять в тылу сильного противника, да и опасности при прохождении через Большой Бельт глубокосидящих многопушечных кораблей тоже следовало учитывать. На мое предложение – снять с них пушки и максимально облегчить корабли, Паркер ехидно спросил у меня, чем я буду отбиваться от датчан, если им взбредет в голову атаковать нашу эскадру во время прохода через Большой Бельт.

При этом он помянул адмирала Джона Бинга, расстрелянного в 1757 году по приговору военного трибунала в Портсмуте на палубе собственного флагмана. Приговор гласил: «Он не сделал всего, что от него зависело».

– Мой друг, – сказал Паркер, – мне не хочется оказаться на месте бедняги Бинга. Будем следовать Военному кодексу и указаниям из Адмиралтейства. Я отправил в Лондон письмо, в котором обрисовал создавшуюся ситуацию. Давайте подождем ответа на него.

Пока же я изучал лоции пролива Зунд и те препятствия, с которыми нам придется встретиться. Что же касается ответа на письмо Паркера, то я даже не сомневался в том, что новый премьер-министр Генри Аддингтон, который должен был сменить Уильяма Питта-младшего на этом посту, прикажет прорываться на Балтику силой. Я слышал, что у Аддингтона была навязчивая идея – корабли стран, объявивших вооруженный нейтралитет, обязательно объединятся с флотом Франции, после чего Наполеон высадится со своими головорезами в Англии. Я считал, что Аддингтон преувеличивает, но вероятность подобного развития событий все же существовала.

А пока нам следовало не медлить и побыстрее входить в Балтийское море. Когда растают льды в Ревельской бухте и у Кронштадта, русские корабли смогут выйти в море и объединиться со шведами и датчанами. И тогда нам придется бесславно убираться домой. А перед стариной Паркером явственно замаячит тень бедняги Бинга.

Воспользовавшись случаем, я повидался с мистером Ванситтартом, который рассказал мне много интересного о состоянии датского флота, фортов Копенгагена, и о настроении датчан. Как оказалось, нам можно было не бояться артиллерийского огня с датской крепости Хельсингёр и стоявшей напротив нее на противоположном берегу Зунда шведской крепости Хельсингборг. По словам Ванситтарта, в шведской крепости имелось всего восемь орудий малого калибра, не представлявших большой опасности для наших кораблей. Дело в том, что датчане во всех договорах, заключенных со шведами, запрещали своим соседям и давним врагам устанавливать на берегах Зунда береговые укрепления и вооружать их дальнобойными пушками. Датские скряги боялись, что в таком случае шведы могут потребовать себе честь денег, которые платили торговые суда за проход через проливы. Так жадность подвела датчан и подсказала мне тактику прорыва к Копенгагену. Надо следовать вплотную к шведскому берегу, так чтобы корабельная обшивка царапала шведские скалы. А пушки датчан просто не добьют до нас. К тому же в Хельсингёре – крепости, воспетой великим Шекспиром в «Гамлете» – пушек было мало.

В Копенгагене же местный гарнизон и жители города были настроены решительно. Они готовились к сражению с нашей эскадрой. Многие обыватели записывались в ополчение. Даже студенты королевского университета в Копенгагене сформировали отряд численностью 1200 человек. Конечно, все эти бюргеры и чиновники не могли сравниться с нашими морскими пехотинцами, готовившимися захватить датские береговые укрепления, но все же, как я понял, наша Балтийская экспедиция не будет похожа на легкую прогулку.

Правда, мистер Ванситтарт сообщил мне по секрету, что войны с Россией, возможно и не будет вовсе. В русской столице группа гвардейских офицеров готова в самое ближайшее время свергнуть с трона императора Павла.

– Новый император, как нам кажется, будет более покладистым, – с улыбкой сообщил мне мистер Ванситтарт, – и мы с ним прекрасно поладим.

– Жаль, очень жаль, – вырвалось у меня, – мне очень хочется намять бока этим русским медведям. Они считают себя европейцами, но на самом деле они худшие азиаты, чем даже турки. В этом я сумел убедиться, имея дело с русским адмиралом Ушаковым.

– Полагаю, что вам, адмирал, – лукаво подмигнул мне Ванситтарт, – так и не придется скрестить свою победоносную шпагу с русскими. К тому же адмирал Ушаков, как сообщили мне наши люди, сейчас безвылазно сидит в Крыму, где приводит в порядок свои корабли, изрядно потрепанные во время Средиземноморской экспедиции. Так что готовьтесь иметь дело с датчанами. Думаю, что шведы, узнав о том, что вы сделаете с Копенгагеном, не рискнут сразиться с вами.

Слова, слова, слова… А я – человек дела. Поэтому-то я с нетерпением жду приказа войти в Зунд и в очередной раз прикидываю план предстоящего сражения. Оно должно прославить меня и британский военно-морской флаг.

* * *

12 (24) марта 1801 года. Санкт-Петербург. Михайловский дворец.

Патрикеев Василий Васильевич, журналист и историк

Ну вот и минула та, роковая, ночь, а в царском дворце ничего не изменилось. Все так же продолжали нести службу караульные, все так же привычно слуги готовили еду императорской семье, а на плацу Коннетабль перед Михайловским дворцом собирались придворные, чтобы поприсутствовать на очередном вахтпараде.

Заговор, который в нашей реальности закончился убийством императора, в этой реальности так и не состоялся. Самые опасные заговорщики сидят под надежной охраной в Секретном доме