– Буду делать все возможное, чтобы скрыть тот факт, что она здесь.

Элизабет кивнула, будто ровным счетом ничего и не произошло; но Бекетт хорошо знал каждый ее взгляд.

– Спортивные результаты Ченнинг в открытом доступе, – произнес он. – Ты не сможешь скрыть, что она настоящий снайпер. Рано или поздно все выплывет наружу. Рано или поздно они ее найдут.

– Все, что мне нужно, – чтобы это произошло как можно позднее.

– Господи, да зачем же? Да, я слышу, что ты говоришь, о’кей? Про детишек и так далее. Я вижу, что это для тебя значит. Но это же твоя жизнь! – Он раскинул руки все с теми же толстенными пальцами, опять тщетно пытаясь подобрать слова. – На хрена так рисковать?

– Потому что для Ченнинг еще не поздно.

– А для тебя – да?

– Девочка важней.

Элизабет вздернула подбородок, и тогда Бекетт окончательно понял всю глубину ее самоотверженности. Это не была игра или отсрочка ради отсрочки. Ради Ченнинг она была готова принять весь удар на себя. За умышленные убийства, за пытки. Готова была пойти ко дну ради нее.

– Господи, Лиз…

– Все нормально, Чарли. Честно.

На миг он отвернулся, а когда повернулся обратно, голос его звучал более жестко.

– Мне нужно объяснение получше.

– Объяснение чего?

– Послушай, я и сам делал в жизни ошибки, а иногда и действительно серьезные. Мне плевать, если я и сейчас сделаю еще одну такую, так что если причина, по которой ты так себя ведешь, – это еще что-то помимо детских травм и голых эмоций…

– А что, если это действительно так?

– Тогда я сделаю все, только чтоб тебе помочь.

Элизабет взвесила его искренность, а потом задрала оба рукава и подняла руки, чтобы он все это хорошо видел: неистовые глаза и решимость, мокнущие розовые раны и все, что они подразумевали.

– Мне конец, если б не эта девчонка. Меня изнасиловали бы, а потом убили. Это достаточная причина? – спросила она, и Бекетт кивнул, поскольку это было так и поскольку, глядя на ее лицо, как непреложный факт принял, что в жизни не видел ничего столь ранимого, столь упертого и, черт побери, столь чертовски красивого!

Когда он ушел, Элизабет прижалась изнутри к закрытой двери и наблюдала за ним на всем его пути к машине. Шагал он медленно и размеренно и отъехал, даже ни разу не оглянувшись в ее сторону.

Когда она повернулась, в прихожей стояла Ченнинг. Одеяло укутывало ее, словно почтовую посылку. На коже виднелись рубцы со сна.

– Я разрушаю вам жизнь.

Элизабет отвела ее обратно к двери, сложила руки на груди.

– У тебя на это силенок не хватит, лапочка.

– Я слышала, что вы ему только что говорили.

– Можешь не переживать на этот счет.

– А если вас из-за меня посадят в тюрьму?

– До этого не дойдет.

– Да откуда вы знаете?

– Просто знаю. – Элизабет обняла девушку за плечи. Ченнинг требовался более убедительный ответ. Но у Элизабет его не имелось. – Хорошо поспала?

– Опять тошнило. Не хотела вас будить.

Элизабет ощутила укол вины. Пригрелась рядом с Ченнинг и просто дрыхла без задних ног.

– Тебе надо что-нибудь поесть.

– Не могу.

Девушка казалась хрупкой, как стекло; по рукам, словно татуировки, змеились синие вены. Выглядела она так, как Элизабет сейчас себя чувствовала. Даже кожа под глазами подернулась синевой.

– Иди оденься. Мы уезжаем.

– Куда?

– Тебе нужно кое на что посмотреть, – отозвалась Элизабет. – И тогда к тебе обязательно вернется аппетит.

* * *

Они взяли «Мустанг», опустили верх. Уже крепко припекало, но улицы скрывались в тени плотно растущих деревьев, а газоны в районе, где жила Элизабет, оставались густыми и зелеными. Просто прокатиться и впрямь было здорово, и Элизабет по возможности то и дело поглядывала на девушку.

– Кстати, а почему пустыня?

– Хм?

– Ты как-то сказала, что нам надо поехать в пустыню. Мне это показалось странным, – продолжала Элизабет, – поскольку совсем незадолго до этого мне пришла в голову точно такая же мысль, и не пойму, с какой стати. Я никогда не задумывалась о пустыне, никогда не подумывала жить там или хотя бы туда съездить. Вся моя жизнь – здесь. Это все, что я всегда знала, но я лежала ночью без сна и представляла себе ветер, как будто из духовки. Видела красные камни, песок и коричневые горы по всему горизонту… – Она внимательно посмотрела на девушку. – Почему ты это предложила?

– Но ведь это же совсем просто.

– Только не для меня.

– Ни плесени, ни сырости. – Ченнинг прикрыла глаза и повернула лицо к солнцу. – В пустыне ничего не воняет так, как в том подвале.

* * *

После этого обе хранили молчание. Уличное движение становилось все более плотным. Ченнинг по-прежнему держала глаза закрытыми. Когда они оказались в торговом квартале, Элизабет свернула на развязку, которая выплюнула их в шести кварталах от площади. Мимо мелькали офисные здания, автомобили и бездомные с нагруженными магазинными тележками. Когда появилась площадь, они объехали вокруг здания суда и свернули на Мейн-стрит, усеянную праздношатающейся публикой и мужчинами в деловых костюмах. Миновали кафе, пекарню, юридическую контору. Ченнинг натянула на голову капюшон и сползла пониже на сиденье, словно все эти люди пугали ее.

– Все будет хорошо, – бросила ей Элизабет.

– А куда мы едем?

– Куда надо.

– В смысле «куда надо»?

– Сейчас увидишь.

Элизабет подрулила к бордюру, открыла дверь и присоединилась к Ченнинг на тротуаре. Вместе они прошли мимо хозяйственной лавки и ломбарда. Следующая дверь была стеклянной с выкрашенным зеленой краской косяком. Буквы на стекле гласили: «СПИВИ-СТРАХОВАНИЕ. ХАРРИСОН СПИВИ. АГЕНТ И БРОКЕР». Звякнул колокольчик, и они пробрались в крошечную комнатку, пропахшую кофе, лаком для волос и политурой для мебели.

– Он тут? – спросила Элизабет.

Никаких преамбул. Никаких рассусоливаний. Секретарша встала, комкая в кулаке вырез свитера, ее мягкое лицо залилось яркой краской.

– Ну почему вы постоянно приходите сюда?

Элизабет повернулась к Ченнинг.

– Она вечно меня об этом спрашивает.

– Вы не клиент, и я и на секунду не могу представить, что вы перспективный клиент. Какой-то полицейский вопрос?

– Это наше с мистером Спиви дело.

– По пятницам мистер Спиви приходит попозже.

– В какое время?