Разумеется, первого взгляда, долгого и тяжелого, словно свинцового, удостоилась именно я. Встретить его бестрепетно стоило едва не всех моих душевных сил. Профессора Ласлоу по неизвестной мне самой причине я боялась до дрожи как боялась бы встреченную лису с текущей изо рта пеной.

Проверив посещаемость, преподавательница, как я и предполагала, устроила пытку допросом по материалу. В принципе, ничего другого ожидать от нее не приходилось, Эльза Ласлоу в отличие от декана, богатой фантазией не отличалась. На наше счастье, да и то небольшое.

Нас не просто гоняли по всему курсу, здесь еще не было ничего по-настоящему ужасного… Ну, по крайней мере, для меня, но тот же Джей забуксовал на первом же вопросе и получил без долгих разговоров свое неудовлетворительно. А потом еще парочку. Не знаю уж, куда профессор Ласлоу собиралась ставить все это «великолепие».

Но то Джей, который учится кое-как и то перед экзаменами. Однако были в нашей группе ребята, не забывавшие открывать учебники, пусть и без особенного энтузиазма. Поймать их на незнании материала было куда посложней, однако Эльза Ласлоу смогла устроить ад на земле всем. И даже мне, хотя я самоуверенно полагала, что вызубрила вообще все.

Не все, как оказалось.

Из аудитории мы буквально выползли, а проводила нас профессор Ласлоу угрозами недопуска к экзаменам. К государственным экзаменам. Выпускной курс, два шага до диплома, мало кому из преподавателей приходило в голову тиранить студентов в такое время. Если уж дотянули до последнего года обучения, значит, худо-бедно, но высокого звания мага достойны. Однако Эльза Ласлоу явно посчитала нужным проявить оригинальность. Судя по всему, она не шутила насчет недопуска к экзаменам, эта женщина вообще не имела обыкновения шутить. По любому поводу. И это знали абсолютно все, поэтому однокурснику смотрели на меня с такой лютой ненавистью, что становилось не по себе.

Вряд ли всезнающая молва удержала в своей странной памяти то, что Эльза Ласлоу говорила вчера мне о своем сыне, студенчество не то время, когда всерьез интересуют чужие семейные скандалы, но вот про декана… про него-то никто не забыл. Так что можно не сомневаться, скоро заговорят, будто из-за моих шашней весь курс ходит под угрозой потери диплома. Никому и в голову не придет истинная причина ненависти ко мне профессора Ласлоу, а даже если бы однокурсники узнали, что все неприятности из-за попыток помочь Уилли, вряд ли бы относиться ко мне начали с большей симпатией.

Кому какое дело до чужих бед, если над головой нависли собственные?

Заговорил со мной только один Джей Прескотт, которого не оставило его неизменное дружелюбие. Остальные только злобно сверкали глазами в мою сторону.

— Ну, вот отмучились, — выдохнул с облегчением президент Зета Каппа Пси и приобнял меня за плечи. — Старая карга изрядно разошлась. Но ничего, мы, студенты, народ крепкий и не такое выдержим.

Вот только как выдержать, если профессор Ласлоу не поставит свою подпись на нескольких бумажках… Конечно, придется идти жаловаться декану на такой произвол, причем именно мне.

В обед в университетской столовой я чуть не почувствовала себя прокаженной. Однокурсники старательно и демонстративно обходили меня по дуге, едва не сплевывая через плечо. Вслед за ними начали коситься с подозрением и другие. Общественность демонстративно выражала мне свое неодобрение всеми доступными цивилизованными способами, но не приходилось сомневаться, что довольно скоро могут последовать и способы нецивилизованные. Люди с удовольствием делают друг другу мелкие гадости, а множество мелких гадостей легко отправит даже самую счастливую жизнь.

Я села за пустой стол у окна, ожидая, что как и обычно ко мне подсядет кто-то из ребят с моего факультета, с которыми я приятельствовала. Ну не могут же они, в самом деле, поддаться общим настроениям. Но нет, видимо, сегодня мне предстояло вкусить горькую чашу до конца — меня игнорировали и те, на кого я рассчитывала.

Наверное, любая ссора, пусть даже с рукоприкладством, не так ужасна, как тот вакуум, который окружает тебя постепенно и становится все гуще от каждого равнодушного или же, напротив, злорадного взгляда. И молчания.

Никогда еще не случалось так, чтобы меня настолько демонстративно не замечали. Я была из Тета Пи Омега, меня попросту не могли не замечать!

Однако все когда-то происходит впервые… Но как же отвратительно я себя почувствовала, оказавшись в зоне отчуждения. И с этой бедой уже не побежишь к профессору Лестеру. Что он может противопоставить общественному осуждению?

Впрочем, мое уныние длилось не так чтобы слишком долго: уже через пару минут после моего появления ситуация выровнялась сама собой как по волшебству. За пустой стол, который я заняла, сперва как ни в чем не бывало уселась со всей возможной грациозностью Харпер, одна из моих сестер по Тета Пи Омега. Та самая Алекс Харпер, которой по воле Блэр пришлось убирать чердак в доме нашего сестринства. Наказание достаточно серьезное, стоит сказать. Следом подоспела и Кирстен. Она опять же вела себя так, словно все идет как всегда, буднично. Через минуту подоспела еще одна моя сестра, Салли Карвер, как всегда одним глазом в телефоне, зато второй, кажется, мог повернуться в любую сторону будто у хамелеона. Все знали, что Салли подмечает абсолютно все.

Разговор тут же завязался, бодрый умеренно жизнерадостный (все-таки у нас был траур), который сам собой подтверждал, что у меня, Валери Сеймур, все более чем хорошо. Последней за стол опустилась Джейн Шепард с непримиримым выражением на лице, которое частенько появлялось у нее, когда девушка собиралась задать кому-то отличную трепку.

Девочки, которые этой ночью даже не посчитали нужным выйти из комнат в момент опасности, сейчас сомкнули вокруг меня свои ряды, с решительностью древних воинов, идущих в смертельную битву. Сестры по Тета Пи Омега могли бы хорошенько макнуть меня в грязь сами, но позволить сделать это кому-то другому? Увольте. Низведение вице-президента Тета Пи Омега посторонними — дело совершенно невозможное, практически святотатственное. А еще мое падение могло ударить и по положению всего сестринства разом.

— Шерил звонила сегодня, — обронила словно между прочим Салли Карвер и поглядела как будто самую малость виновато, однако, возможно, я приняла желаемое за действительное. — Сказала, что у нее сильное сотрясение, ну и нервный срыв заодно. В общем, ее подержат в больнице Святого Кристофера еще неделю.

Значит, вина во взгляде Карвер все-таки не померещилась, она не зря упомянула, где именно лежит Ламберт. Больница Святого Кристофера не имела никакого отношения к тем специализированным клиникам, где содержатся умалишенные, и об этом знали все и каждый.

Я хмыкнула и обозначила на лице улыбку, пусть и самую малость мрачную. Девушки поняли, что обвинения их были ложными и теперь пытались как-то так вывернуться, чтобы не потерять лицо окончательно, однако при этом и вернуть мое расположение. Хитрые бестии. Впрочем, с меня хватило и того, что сестры поддержали меня в нынешней не самой легкой ситуации.