– Появилась, появилась, – ответила Михаль, запуская руку в ведерко с попкорном за моей спиной, – и Сеть тоже. Медленная, как черепаха, но хоть такая. Надо было лишь нажать на выключатель пульта управления на крыше. Чертов Бони!

Я взял трубку:

– Алло?

– Как я понимаю, ты у нас герой, – услышал я голос генерал-майора. – Как-нибудь тебе придется объяснить мне, каким образом ты вырубил так много людей одним ударом.

– Да уж… – пробормотал я. – Они… они уже проснулись?

– Большинство – да, – сказал генерал-майор, – мы все еще их допрашиваем. По большей части мелкие сошки, но есть парочка, через которых можно выйти на главу всей пирамиды, если хорошенько их потрясти. Теперь у нас тут куча бумажной волокиты, но зато есть шанс накрыть несколько серьезных организаций. Это не может не радовать.

– Предложите им сделку?

– Может быть, посмотрим. Может, просто посадим в комнату рядом с тобой и добудем всю нужную информацию… Конечно, если ты готов вернуться.

– Мне… мне надо еще немного времени, – замялся я.

– Нет проблем, не волнуйся, нам тоже нужно время, чтобы всех обработать. Я еще с тобой свяжусь.

Мерав протянула мне бинокль и забрала телефон.

– Теперь ему надо отдохнуть, – заявила она генерал-майору, а я тем временем приставил бинокль к глазам и навел его на здание, пытаясь рассмотреть, что там происходит. По меньшей мере десять полицейских в перчатках бродили туда-сюда, активно жестикулировали, куда-то показывали. Я не слышал ни их самих, ни их мыслей. Мы были достаточно далеко.

Сиван села рядом со мной и положила руку мне на плечо.

– Так ты в порядке? Точно?

– Что с Даниэлой? – спросил я.

Она улыбнулась:

– Ее первую забрали. Она сейчас на аппаратах в больнице, но, кажется, выживет. Бони промахнулся на несколько сантиметров мимо сердца. Это очень большая удача.

Я вздохнул с облегчением.

– И с тобой тоже все будет в порядке, – сказала Сиван, – мы найдем, где тебе жить, пока не починишь свой старый дом.

Я кивнул и снова навел бинокль на здание. Двое агентов стояли рядом с машиной Михаль и внимательно ее изучали. Один агент зачем-то проверял подоконники в столовой.

– Между вами действительно особая связь, если после того, что она с тобой сделала, ты поверил ей, – сказала Сиван.

– Что? – Я посмотрел на нее растерянно. – А, Даниэла. Да-да, мы… мы старые друзья. Я изначально знал, что она делает все не по своей воле, что она сама в опасности и пытается спасти меня. Что она на моей, на нашей стороне.

– Но откуда? – спросила Сиван. – Откуда ты знал?

– Потом объясню, – улыбнулся я.

31

Я не знал, что кто-то стоит за дверью. Это был первый намек. Я не услышал, как кто-то подходит к двери, и среагировал только на резкий стук. Не совру, если скажу, что не прошло и десяти минут с того момента, как я открыл ей дверь, и до того момента, как она с улыбкой направила на меня пистолет. В этом было что-то почти нормальное, почти естественное. Было сказано все, что нужно, и мы перешли к этому необходимому этапу – огнестрельное оружие в руке той, что была когда-то самым близким мне человеком. Много лет назад или, может быть, за мгновение до того, как она вытащила пистолет. Пожалуй, оба варианта верны.

Я встал с дивана, подошел к двери и раскрыл ее настежь. Я догадался, кто стоит за ней, и это действительно была она. Стояла, наклонив голову в знакомой манере, ее зеленые глаза мерцали на свету, пробивавшемся из-за моей спины, руки в карманах коричневого бомбера. Ее волосы – цвета «грязный блонд», а не «наивный рыжий», как в нашей юности, – лежали на плечах. Взгляд легко блуждал с моего удивленного лица на дом и обратно.

– Балаган, – сказала Даниэла, – ну что за балаган. Нетрудно было бы догадаться, что ты обустроишь свой дом так эклектично. Никакого единообразия. Как будто тут восемь разных людей живут.

– И тебе привет, – отозвался я. – Как ты меня нашла?

Она едва заметно улыбнулась. Конечно, так она и расскажет.

– Может, все-таки пригласишь меня внутрь?

Я жестом пригласил ее войти. Во мне разразился настоящий шторм, бурлящие волны сотен вопросов обрушивались на побережье моих мыслей, словно цунами. Но мой внутренний актер не подал виду и решил играть свою роль. В конце концов, ему давненько не доводилось участвовать в таких спектаклях.

Она вошла и огляделась.

– Кухня, видимо, там, – и указала рукой, полуспрашивая, полуутверждая, – здесь гостиная, а пространство между ними – это… что?

– Все остальное, – ответил я. – Одно из преимуществ жизни отшельника – можно делать что хочешь, и никто не будет задавать вопросов.

– Типа меня?

– Например, да.

– Но я не абы кто, – сказала она, глядя мне прямо в глаза, – у нас общее прошлое, между нами есть связь. Мы умеем говорить на одном языке.

Я сел на диван:

– Так чем обязан?

Она села рядом, стараясь не смотреть на меня. Вместо этого она принялась рассматривать маленькие картинки на стене напротив и заправила волосы за ухо тем самым легким движением, которое было мне хорошо знакомо. Потом она поправила воротник бомбера и сделала глубокий вдох.

– Мне нужно, чтоб ты исчез, – сказала она. – Надо, чтоб ты вышел из игры.

Ее слова, безусловно, были значимы, как и то, что, когда она заправила волосы за ухо, я увидел маленький наушник. Затем она повернулась ко мне, едва улыбнувшись. Зачем тебе наушник, подумал я. Когда она поправила воротник бомбера, я разглядел маленький микрофон, почти невидимый. Она была не одна. Кто-то слушает нас. Кто-то дает ей указания.

– Какой игры? – спросил я.

– Жизненной, – ответила она.

– Я не понимаю, – сказал я и кивнул, сигнализируя, что я понимаю, еще как понимаю. Мы действительно умеем говорить на одном языке. Она хочет, чтобы мы говорили на нашем языке, при помощи кода, который давным-давно придумали. Это необходимо, потому что кто-то слушает нас, она не может говорить открыто. – О чем ты говоришь? Зачем ты пришла?

Она прикрыла глаза и задумалась, видимо выстраивая фразу.

– Ладно, хватит болтать. Ведь нужно закончить все это поскорее. Так вот, – сказала она, и вдруг в ее руке оказался пистолет. – Сидишь себе дома, никого не трогаешь, и вдруг появляюсь… эмм… я. Я и этот малыш. Теперь мы с ним решаем, что тебе… эмм… нужно делать.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы расшифровать. Было непросто. «Ведь нужно» – С, «эмм… я» – П, просто «я» – А, «эмм… нужно» – С. СПАС. Она меня спасает. Или себя. По крайней