– Нет, ну ты скажи мне, что она после этого не волчица! –воскликнул Григорий. – А? Но баба, конечно, железная. Другая небось побояласьбы на зону такое письмо прислать. Другая задумалась бы: а не перервет ли хрипмне с любовником этот парень, когда выйдет? Ведь он уже не тот ручной серенькийкозлик, с которым я когда-то играла как хотела. Небось зубы-то отрастил… Но онакрепко, видать, в свою власть над Серегой верила. Знала его как облупленного.Понимала, что ей его бояться нечего. И если она ему дала установку, как тотКашпировский: Прощайте навсегда! – так, значит, тому и быть. Он с тоскиподохнет, но к ней больше шагу не сделает, пути ей не перейдет и жизнь заедатьне станет. Так оно и вышло…

– Заканчивается посадка в скорый поезд номер сорок пять сообщениемМосква – Барнаул. Провожающих просят выйти из вагонов.

– Ешкин кот! – воскликнул Григорий. – Постой, паровоз, нестучите, колеса, не уезжайте без меня! Прощай, Ли-да. Хорошая девочка Лида…Прощай, не поминай лихом. На, держи, это тебе.

Григорий сунул ей в руки письмо и ринулся на перрон.

Лида машинально развернула листок и снова вгляделась в косыестроки:

… Я благодарна Вам за все, что случилось со мной по Вашейвине… Нет, убийство остается убийством, однако теперь я совершенно счастлива ине могу, не хочу больше проклинать Вас. Наоборот – я благословляю Вас ипрощаюсь с Вами навеки. Желаю Вам обрести свое новое счастье так же, как обрелаего я…

Какая чепуха! Какую чушь ей наговорил Григорий! Да мыслимоли такое?! А она стояла тут, развесив уши, и слушала его, разинув рот. Вот ужправда что дура!

Ладно, не злись, «хорошая девочка Лида». Видно, этотГригорий и в самом деле был Сереже настоящим другом, потому и жалеет о нем,потому и переживает из-за его смерти.

Из-за смерти?.. О боже мой! Да ведь Лида даже не спросила,что случилось с братом! Почему его так изувечило! А поезд вот-вот тронется!

Она сунула письмо в карман плаща и выскочила на перрон.Заметалась туда-сюда, с ужасом сообразив, что не знает, какой вагон у Григория.Ну, явно не СВ, определенно не купе. Наверняка едет в плацкартном.

Кинулась к стоящей на платформе проводнице:

– Где плацкартные вагоны?

– А вон там, в конце поезда! – махнула та рукой.

Лида понеслась по перрону, на бегу всматриваясь в окна имолясь, чтобы Григорию зачем-нибудь понадобилось выглянуть. И вдруг увидела егона перроне! Стоит около шестнадцатого вагона и докуривает сигарету.

Лида ринулась вперед. Ей оставалось пробежать еще вагон,когда Григорий отшвырнул окурок и вскочил на подножку, откуда уже крикомкричала проводница:

– Да заходи ты! Сейчас поедем! Бросай свою соску!

– Григорий! – закричала Лида.

Он выглянул из-за широкой спины проводницы, которая ужеподняла ступеньку и махнула вдоль вагона своим желтым флажком.

– Лида?

Обращенное к ней лицо его омрачилось так, что Лида поняла:Григорий знает, о чем она хочет спросить. Знает вопрос, знает ответ на него… ноне хочет отвечать.

Лида затопталась рядом с вагоном.

– Григорий, отчего… – Она вдруг стала задыхаться. –Григорий, скажите, как Сережа…

Он резким движением сдвинул в сторону эту толстую тетку вформе и свесился к Лиде, держась за поручень.

Лицо его было суровым.

– Не хотел тебе говорить. Но, видно, придется. Надо сказать!Короче, получил он это письмо и ночь не спал. Я-то знаю, моя койка на второмярусе была, как раз над Серегой. Всю ночь тряслась наша связка: это онворочался. А утром…

Поезд тронулся.

– Не высовывайтесь! – закричала проводница, но Григорий дажеголовы не повернул.

– Мы на лесоповале были, ну и накрыло его деревом. Думали,все, умер, нет же – отошел. Да ненадолго. Душа у него той ночью умерла, когдакровать тряслась. Я посулил ему – найду, мол, эту… расквитаюсь за все, что онас тобой сделала. А он… – Лицо Григория вдруг сморщилось, и Лида с ужасомувидела слезы в этих, чудилось, навсегда высохших глазах. – Он меня просил… онменя Христа ради молил не трогать ее… – Григорий громко сглотнул. – Поняла?Понимаешь теперь, что все это значит?!

Поезд двигался все скорей, Лида уже почти бежала, лицоГригория расплывалось перед ней.

– Прощай, все, не беги больше. Прощай, не держи на меня зла!А я брата твоего век поминать добром буду! – выкрикнул Григорий. – Поминать!

Лида выхватила из сумки газетный сверток.

– Григорий, возьмите! Это на поминки! Сережу помянуть!

Она не видела его лица – все плыло в глазах, но ощутила, какего твердая рука стиснула ее кисть – и приняла деньги.

– Спасибо тебе. Никогда Сережку не забуду! И ты не забывай!Прощай!

Лида остановилась, прижимая сумку к груди, задыхаясь.

– Девушка, не плачьте. Ни один мужик не стоит того, чтобы онем плакали! – проговорил чей-то голос.

Лида рассеянно провела ладонью по лицу. Мокрые щеки, мокрыеглаза. Да она и в самом деле плачет, оказывается…

Умные люди говорят: не откладывай на завтра то, что можносделать сегодня. Ярослав мог бы усовершенствовать это выражение: не откладывайна будущий год то, что можно сделать в этом! С совершенно обалделым видом онстоял перед адресным бюро и пялил глаза на объявление:

30, 31 декабря 2002 года, 1, 2 января 2003 года – выходнойдень.

Мало того что хранители адресных тайн устроили себесовершенно неконтролируемую гулянку аж на целых четыре дня – они еще и были впатологических неладах с грамматикой! Не работают четыре дня – а выходной приэтом один. Лихо…

Лихо-то лихо, а где теперь брать адрес Лиды? Это чтополучается? Нынче Новый год, а он даже не сможет поздравить любимую женщину?

Любимую?.. Это внезапно вырвавшееся из тайных глубин душислово поразило его едва ли не больше, чем объявление, отсекающее ему путь кЛиде.

Вот идиоты! Да как же они могли выдумать такое!..