– Не надоело? – спросила она с некоторым удивлением. – Невижу смысла упрямиться. Я ведь все равно знаю, кто это все затеял. Тебе надо толькоподтвердить мои подозрения.

Виталий закрыл глаза, сипло втягивал в себя воздух, номолчал.

– Не поняла, – осторожно проговорила Майя. – Чего тыупираешься, а? У тебя что, добрые чувства к Лидке еще сохранились? А она к тебес добром подходила, не пойму? Что-то я не верю, чтобы ты охотно согласился менятут в бараний рог скручивать! Небось тоже за хрип брали – не физически, такморально, – и еще как брали!

Виталий приоткрыл опухшие глаза.

– Майя, ты скажи своему киллеру, чтобы поосторожней был, –прошептал он, с явной болью выталкивая из себя слова. – Он дилетант не только врадиологии, но и в технике пытки. Запросто может хрип мне совсем пережать – и язагнусь тут у вас на глазах. Или шею мне ненароком переломит. Не знаю, может,вы к этому и стремитесь, но вы подумали, как потом отсюда будете уходить? Васже видели, наверняка видели…

«Видели, – вспомнила Майя. – Видели медсестер в приемномпокое! Ну и фиг с ними. Не стоит перед нами такая задача – шею Виталику ломать.Мне его морально нужно сломать! Но что-то пока не получается…»

– А кто нас мог видеть? – пренебрежительно хмыкнул Андрей. –Мы пока сюда шли, всего одного старпера какого-то и встретили, да и тот был вполной умственной отключке. Так что зря ты, доктор Лектор, нас на понтпытаешься взять.

– Сам ты доктор Лектор! – прохрипел Виталий, делая попыткувырваться, однако что-что, а захват у Андрея был железный. – И ни на какой понтя вас не беру, я к вашему разуму взываю. Ты мне, Майка, чужой человек, никто,просто красивая баба, правда, злая, но жизнь твоя мне по фигу. И то, рассуди, яне стал тебя губить. А что понаговорил всякой дури, так ведь не один твойкиллер может быть непрофессионалом. – Виталик растянул губы в некоем подобииулыбки. – Я вот тоже сплоховал как диагност. А на самом деле ничего у тебя нет,никакого очага в легких. Аллергические спазмы – вот и вся штука. Ну прикинь,если я тебе, постороннему человеку, не стал здоровье гробить, то разве подведуя под удар человека, мне близкого? А? Да Лидка ни Кеше Кореневу не сказала освоих подозрениях, ни Сереге. Уж как она брата своего любила, а не выдала меняему. С Серегой из-за меня на всю жизнь поссорилась, даже не знаю, помирилисьони перед его смертью или нет, – а все равно не выдала меня. Что ж тынадеешься, я тебе про нее хоть одно слово скажу? Если ты так думаешь, ты дурапоследняя. И можешь делать со мной что хочешь.

Майя резко отвернулась.

– Это ты сам дурак последний, – проронила она устало. – Все,что я хотела услышать, ты мне уже сказал. Андрей, отпусти его.

– Как отпустить? – удивился союзник.

– Молча! – огрызнулась Майя.

Послышался тяжелый звук – это отпущенный Виталий неудержался на ногах и повалился на пол. Затем последовал набор слов: Андрейвсе-таки ослушался, смолчать не смог.

– Пошли, Андрей.

Вышла, слыша за спиной надсадное дыхание Виталия инедовольное ворчание Андрея. Потом хлопнула дверь, и осталось только ворчание.

Андрей перестал бухтеть, только когда спустились в приемныйпокой. Некоторое время царила блаженная тишина. Майя думала…

Наконец вышли из больницы. Андрей с недовольным видом открылмашину, с таким же видом завел мотор:

– Ну? Куда едем? Домой?

– Нет, в клуб, – качнула головой Майя.

Перехватила изумленный взгляд Андрея, пояснила:

– Не волнуйся, я в кабинет даже заходить не буду. Простопоздравлю всех, кто сегодня работает, позвоню Олегу, а потом съездим с тобойеще кое-куда.

– Отлично! – сразу воодушевился «викинг» и так лихо взял сместа, что лишь каким-то чудом не врезался в бок темно-зеленого джипа,подрулившего к крыльцу. Успокаивающе помахал темным тонированным стеклам джипаи на полной скорости понесся вниз, к Ковалихе, чтобы проехать на Рождественкуне вечно перегруженной улицей Минина, а в объезд, по Октябрьской.

Майя напряженно смотрела вперед, мысленно торопя Андрея.Время пролетело быстро, Олег вот-вот проснется. Скорей бы оказаться в клубе! Ейобязательно нужно позвонить домой с рабочего телефона, чтобы номер высветилсяна определителе. Когда Олег удостоверится, что жена в клубе, он успокоится ибудет безропотно ждать ее возвращения. И если захочет с Майей поговорить,просто перезвонит ей на мобильник. Этим высветившимся на определителе номеромона обеспечит себе еще часа два свободы действий как минимум!

Лида была так удивлена, что даже не обиделась. Смотрела наГригория и моргала, чувствуя себя и в самом деле дура дурой.

Григорий обиделся, что она назвала Майю циничной и наглой?Он что, видит в этом письме проявление высокого душевного благородства?! Ну,тогда это он сам дурак и вполне заслуживает того, чтобы ему кто-нибудь этосказал. А интересно, Сергей тоже был в восторге от этого письма? Может быть, оттого доверия и признательности, которые, как ему показалось, к нему испытывалаМайя, у него и пробудились к ней романтические чувства?

Они, мужики, видимо, совсем съезжают с катушек там, заколючей проволокой. Ну да, сторожевые собаки, грубые и жестокие охранники,нравы между сокамерниками, или, как это там называется, – собарачниками? –трудно себе представить какие. И стоит только услышать человеческие слова, темболее получить письмо, написанное таким изящным почерком и так вроде быдушевно, сердечно, человечно… тьфу, какая чепуха! В этом письме человечности небольше, чем в окровавленных зубах тигра-людоеда. Или волка… Волчицы!

Нет, что-то здесь не так. Не мог Сергей купиться навысокопарные, трескучие фразы. Да и этого Гришу Черного с его стальными зубамии глазами острыми, как финские ножи, тоже не так-то просто обмануть внешнейлощеностью строк. Их должно было возмутить то же, что возмутило и Лиду:холодность, цинизм, равнодушие. Но тем не менее Григорий назвал Лиду дурой исмотрит на нее с таким презрением, как будто… как будто… нет, даже сравнения неподобрать!

Почему? Что там было, в том письме, чего она не заметила? Непрочла между строк?