Райнер Мария Рильке

Рим, апрель 1904

Сказка о руках Бога

На днях, поутру, мне встретилась соседка. Мы поздоровались.

– Что за осень! – сказала она после паузы и посмотрела на небо. Я сделал то же самое. Утро и вправду стояло ясное и редкостное для октября. Вдруг меня осенило:

– Что за осень! – воскликнул я, слегка всплеснув руками. И соседка одобрительно кивнула. Такой я видел ее одно мгновенье. Ее доброе, здоровое лицо так мило открылось – и поникло. Оно и вправду просветлело, только возле губ и у висков стали заметны маленькие теневые складки. С чего бы? И вдруг я спросил совсем уж ни с того ни с сего: – Как поживают ваши маленькие барышни?

Складки на ее лице скрылись на одну секунду, но сразу же слетелись и стали еще темней.

– Они здоровы, слава Богу, но… – Соседка двинулась дальше, и я шагал теперь слева от нее, как и положено. – Знаете, они обе теперь в таком возрасте, эти дети, когда они весь день спрашивают. Да что там весь день – до ночи, пока не заснут, как праведники.

– Да, – пробормотал я, – наступает время…

Но она не дала себя перебить:

– И не что-то вроде «куда едет эта конка?», «сколько на небе звезд?» или «десять тысяч больше, чем много?». Нет, о совсем других вещах! Например, говорит ли любимый Бог по-китайски? Или: как выглядит любимый Бог? Всегда и все о любимом Боге! На это же никто не знает ответа.

– Никто, правда, – подтвердил я, – имеются только известные предположения…

– Или о руках любимого Бога, ну что тут скажешь?

Я посмотрел соседке в глаза:

– Позвольте, – сказал я вежливо, – вы сказали о руках любимого Бога, не так ли?

Соседка кивнула. Я думаю, она немного удивилась.

– Да, – поспешил я вклиниться, – о руках мне, правда, кое-что стало известно. Случайно, – добавил я быстро, когда увидел, как глаза у нее стали круглыми, – совсем случайно… и теперь… – заключил я с изрядной решимостью, – я хочу вам рассказать. Если у вас есть немного времени, я провожу вас до дома и как раз успею.

– Охотно, – сказала она, все еще удивленная, когда я, наконец, дал ей вставить слово, – но не хотите ли вы, может быть, самим детям…

– Рассказать самим детям? Нет, уважаемая сударыня, так не получится, так не получится ни в коем случае. Видите ли, я тотчас засмущаюсь, если стану говорить с детьми. В общем-то, в этом нет ничего плохого. Но дети истолкуют мое замешательство так, как если бы я чувствовал себя вруном. А ведь очень многое зависит от правдивости моей истории. Вы могли бы ее пересказать детям и сделаете это, конечно же, намного лучше. Вы все это свяжете и приукрасите, я сообщу только простые факты и в самом кратком виде. Идет?

– Хорошо, хорошо, – сказала сбитая с толку соседка.

Я задумался:

– В начале… – но я тут же себя прервал: – Могу предположить, сударыня, что вам кое-что уже известно. Что вы уже знаете кое-что из того, о чем сперва я должен бы рассказать детям. Например, о сотворении…

Возникла длительная пауза. Потом:

– Да… а на седьмой день… – Голос доброй женщины стал высоким и резким.

– Подождите, – прервал я, – мы же должны помнить и предыдущие дни, так как именно об этом пойдет речь. Итак, любимый Бог, как известно, приступив к своей работе, сотворил землю, отделил ее от воды и создал свет. Потом он с достойной удивления скоростью сформовал вещи, я имею в виду большие, действительные вещи, как-то: скалы, горы, дерево и, по одному образцу, много деревьев.

Уже в течение некоторого времени я слышал позади себя шаги, и они не догоняли нас, но и не отставали. Это мне мешало, и, запутавшись в истории сотворения мира, я продолжал:

– Быструю и успешную деятельность любимого Бога можно понять, если предположить, что все в его голове полностью сложилось заранее и после длительного и глубокого размышления, прежде чем…

Наконец шаги оказались совсем рядом, и какой-то неприятный голос приклеился к нам:

– О, вы, конечно, говорите о господине Шмидте… простите…

Я сердито посмотрел на подошедшую, но соседка пришла в великое смущение:

– Хм, – кашлянула она, – то есть да, в известном смысле…

– Что за прекрасная осень, – сказала вдруг новая попутчица как ни в чем не бывало. Ее покрасневшее от смущения маленькое лицо сияло.

– Да, – услышал я ответ моей соседки. – Вы правы, фрау Хюпфер, на редкость прекрасная осень!

И женщины попрощались. Фрау Хюпфер, отходя, украдкой захихикала:

– Поприветствуйте от меня ваших детишек.

Моя добрая соседка уже не обращала на нее внимания; она, любопытствуя, все еще хотела услышать мою историю. Но я сказал с непонятной жесткостью:

– Да, теперь я уже не помню, на чем мы остановились.

– Вы только что говорили что-то про его голову, так сказать. – И госпожа соседка покраснела.

Я уже сожалел о своей затее и поэтому стал рассказывать быстро:

– Итак, видите ли, любимый Бог пока создал только вещи, и у него отпала необходимость постоянно смотреть вниз, на землю. Там ничего не могло случиться. Ветер между тем уже носился по горам, похожим на облака, а уж их-то он давно знал. Но от вершин деревьев ветер уклонялся еще с некоторым недоверием. И все это любимого Бога вполне устраивало. Вещи он сотворил, так сказать, спящие, однако когда он начал работу над животными, то по-настоящему увлекся; он склонился над работой и лишь изредка поднимал широкие брови, чтобы бросить взгляд на землю. И совсем про нее забыл, когда формовал человека. Я не знаю, до какой сложной части тела он дошел, когда около него зашумели крылья. Ангел, пролетая мимо, пел: «О, ты, всевидящий…»

Любимый Бог испугался. Ведь он поневоле ввел ангела в грех, поскольку именно сейчас пелась неправда. Бог-Отец быстро глянул вниз. И действительно, там произошло нечто, что едва ли исправишь. Маленькая птичка заблудилась и как от страха летала над землей туда-сюда, и любимый Бог не мог помочь ей улететь домой, поскольку не видел, из какого леса бедняжка прилетела. Он совсем рассердился и сказал:

– Да остаются птицы там, где я их посадил.

Но вспомнил, что по просьбе ангелов снабдил их крыльями, чтобы и на земле жили существа, подобные ангелам, – и еще больше раздосадовался. При таком состояния духа нет ничего целительней, чем работа. И, увлеченный созданием человека, он снова повеселел. Перед ним стояли глаза ангелов, как зеркала, и