Они были заплетены в мелкие косички, которые вплетались в гигантскую косу, достававшую ей почти до щиколоток. Но это было не единственное изменение в ней – на ее лице появилось какое-то ранее незнакомое ему напряжение, а вокруг глаз образовались черные круги, точно такие же, как и у него самого.

– Я скажу тебе, что со мной случилось, если ты скажешь мне, что случилось с тобой, – сказала она. Она сделала шаг к нему. – Пожалуйста, Малик, говори со мной. Что не так?

Приближается конец света, и я не понимаю, что мне делать. Я выяснил, что в основе моей магии лежит зло, что она происходит из темного, кровавого источника. Я нашел скипетр, и если я не отдам его Фариду, мы все можем умереть, но, если я отдам его, ты точно погибнешь.

– Все хорошо.

– Разве ты не понимаешь, что наша магическая связь работает в обе стороны? Я не могу прочесть твоих мыслей, но я чувствую твое эмоциональное состояние. Ты не можешь притвориться, что с тобой все хорошо. Со мной это не пройдет.

В ее голосе слышалась неподдельная нежность, и Малик потерял волю к сопротивлению.

– Почему ты так добра ко мне? – выдавил он. – Ты видела, что произошло между нашими предками. Ты знаешь, кто я и кто ты. Наша магическая связь, случай у Мааме Коготки не могут этого изменить. Я пытался тебя убить! Ты меня ненавидишь!

Малик хотел, чтобы она на него наорала. Он хотел, чтобы она выплеснула на него свою ярость. Он не заслуживал ее доброго отношения и – после всего, что он сотворил с Деделе, и из-за того, что он узнал о своем происхождении, – не в силах был притвориться, что заслуживает.

– Я не чувствую к тебе ненависти.

– А следовало бы!

– Из-за чего? Из-за того, что случилось тысячу лет назад? Из-за войны, которую мы не развязывали и в которой не участвовали? – Каринины янтарные глаза вспыхнули. – Мне следовало бы ненавидеть тебя за то, что ты пытался меня убить. Тебе следовало бы ненавидеть меня за то, что Зиран сделал с Эшрой. Мне следовало бы ненавидеть тебя за то, что Улраджи Тель-Ра сделали с моими предками. Тебе следовало бы ненавидеть меня за то, как Баия поступила с Кхену, – разве ты не видишь, что это история без конца. Око за око, зуб за зуб, кровь за кровь. Мне все это осточертело. Осточертело – и все тут.

Карина обхватила себя руками.

– Там, в кухне Мааме Коготки, я бы погибла, если бы ты не заставил меня встать на ноги. После этого случая я кое-что поняла. Я отказываюсь продолжать этот бесконечный цикл взаимной мести. Этот конфликт начали не мы, и мы участвуем в нем по инерции, потому что так повелось исстари. Я не простила тебя за Храм Солнца. Но во мне нет ненависти к тебе.

Она взглянула ему в глаза, и Малик вдруг забыл, как дышать.

– Когда я оказалась в смертельной опасности, ты пришел мне на помощь. Позволь теперь мне помочь тебе. Скажи, что случилось.

Малик с трудом вздохнул. Он сел на землю и обхватил колени руками.

– Кажется, я разваливаюсь. – Та его часть, что говорила голосом Фарида, предупредила его, чтобы он не рассказывал Карине лишнего, но он больше не мог терпеть напряжение, стискивавшее его грудь. – Все во мне поднимается против того, чем я занимаюсь, против того, каким меня хочет видеть мир. Я смотрю в зеркало и не узнаю того, кто в нем отражается, – и не могу от него убежать.

Карина опустилась рядом с ним.

– Я сейчас до тебя дотронусь, – сказала она так, будто уговаривала птенца сесть на ее ладонь. – Можно?

Он едва заметно кивнул. Карина обняла его и притянула его голову к своему плечу. Она стала осторожно гладить его по спине, и для Малика все вокруг будто исчезло, он чувствовал лишь ее прикосновения.

– Все в порядке, – проговорила она, когда он не смог удержать всхлипываний, от которых содрогалось все его тело. – Я с тобой.

Малик не понял, сколько они так сидели – несколько минут или часов. Смятение в его голове никуда не исчезло, но присутствие Карины словно возвращало его от пугающей бездны, которая с каждым днем оказывалась к нему все ближе, к нему самому.

– Что бы тебе помогло сейчас лучше, – спросила она, когда он затих, – утешение или совет?

– Со-совет, – ответил он, потому что Карина уже дала ему больше утешения, чем, вероятно, сама осознавала.

– Знаешь, что я обычно делала, когда в дворцовой рутине теряла ощущение того, кто я есть на самом деле? Хочешь честный, а не формальный ответ, какой можно было бы ожидать от принцессы?

– Что ты делала?

Она отстранилась и серьезно поглядела на него.

– Отправлялась с кем-нибудь в постель.

Малик совершенно не был готов к такому ответу. Он вытаращил глаза и в попытке что-либо сказать выдал лишь несколько звуков. Карина рассмеялась.

– Не постоянно, конечно, – у кого на это столько сил? Но с самого моего рождения меня учили, что я не более чем еще одна нить в гобелене истории моей семьи. Я обязана была целиком отдаваться той задаче, которую не выбирала и о которой не просила…

Карина откинулась назад, опираясь на локти, и вгляделась в легкие облака, бегущие по небу.

– Но в моменты физической близости ничто не имеет значения, кроме тебя самой и того человека, с которым ты делишь ложе. Для меня это стало той частью жизни, которая принадлежит только мне. Мы ведь не очень много вещей в жизни по-настоящему контролируем. Но твое тело и то, кому ты разрешаешь его касаться, – это только твое дело. Поэтому совет мой таков: когда мир пытается разорвать тебя на миллион частей, найди ту вещь, которую ты искренне считаешь своей, и держись за нее изо всех сил.

Часть его жизни, которую никто, кроме него, не может контролировать… Кажется, у Малика такой не было. Но, возможно, еще не поздно ее найти.

– Спасибо, – сказал он – потому что мучившее его ужасное чувство немного поблекло. Оно никогда не уходило насовсем, но ему показалось, будто впервые за очень долгое время он смог нормально вздохнуть.

Карина приняла ту же позу, что и Малик, – сидя на земле, обхватила руками колени – и смотрела на него.

– Спасибо, что не назвал меня похотливой блудницей.

– А что, тебя так называли?

– Еще и похлеще.

– Ужасно.

Она пожала плечами.

– Я привыкла.

Малик со стыдом вспомнил, что, даже ни разу не видев Карины,