с ней быть, по крайней мере в настоящую минуту, когда его ум так нападает на него. Удерживавшие его голоса находились в поле его рассудка, но от этого они не переставали влиять на реальность.

– Нет, я просто… давай мы пока останемся выше пояса? – Малику было стыдно даже произносить такое. Его всегда убеждали в том, что настоящий мужчина должен быть готов взять женщину в любой момент. Его ровесники в деревне хвастались своими победами уже не один год, а он до сих пор обливался холодным потом только от мысли о том, чтобы взять девушку за руку.

Но Карина кивнула, и в ее взгляде не было и намека на жалость к мужчине, неспособному перешагнуть черту – даже во сне.

– Хочешь, чтобы я отодвинулась?

Он сел, но не выпустил ее из рук.

– Нет, так хорошо.

Она обвила руки вокруг его шеи и прижалась лбом к его лбу. Он почувствовал, как стучит ее сердце.

– Малик, я так многого о тебе не знаю.

– Что ты хочешь узнать?

– Все. Расскажи мне все.

Малик провел пальцем по шраму на ее груди, которым он ее наградил, – он слегка выглядывал из-за выреза ее платья и был зеркальным отражением его собственного шрама.

– Поцелуй меня еще раз, и я расскажу.

Карина так и сделала. Поцелуй был долгим и томным – будто у них впереди было все время мира. Как она и обещала, ее руки не спускались ниже его пояса. Когда они оторвались друг от друга, он сказал:

– Мне семнадцать лет. Мой день рождения приходится на третий месяц сезона затишья.

– Я на пять месяцев старше тебя. Тебе следует меня слушаться.

– Обычно старшие с младшими так не обнимаются.

– Я – счастливое исключение. – Она поцеловала его в лоб. – Продолжай.

– У меня аллергия на арахис, и меня любят собаки, хотя я их боюсь.

Постепенно спускаясь вниз, она целовала его шею, пока не добралась до выемки над самым плечом. Тут она укусила его, довольно сильно – Малик подозревал, что утром он обнаружит там следы от ее зубов. Он резко вздохнул.

Карина засмеялась.

– Плохая идея.

– Это точно.

– Я не испытываю к тебе ненависти, но я тебе не доверяю.

– Я и сам себе не доверяю.

Но Малик не хотел сейчас об этом думать – ни об этом, ни обо всех других жутких вещах, ожидавших его при пробуждении. Он зацепил пальцем ее ожерелье, притянул ее к себе и целовал, целовал, пока перестал быть способен думать о чем-то еще.

Пробудившись утром, Малик чувствовал себя так, будто его выкупали в золоте. Благодаря их с Кариной магической связи его тело помнило ее прикосновения. Он как будто на самом деле был с ней.

Малику понравилось не только целоваться с Кариной. Не в меньшей, а может быть, и в большей степени ему понравилось с ней разговаривать. Чем больше милых, часто парадоксальных особенностей ее характера он узнавал, тем больше ему хотелось быть с ней рядом.

Он надеялся, что никто не заметил произошедшей в нем перемены, но он недооценил острый глаз своей старшей сестры.

– Бурная ночка выдалась? – сказала Лейла, покосившись на кровоподтек на шее Малика. Он инстинктивно прикрыл его рукой и склонился над своим простым завтраком, состоявшим из томатного рагу, хлеба и оливок.

– Э… да.

Лейла прищурилась.

– С той студенткой, с которой ты в последнее время не расстаешься?

– Что? Нет! – поспешил откреститься он. Хотя его особо не беспокоило, что окружающие могут подумать, будто между ним и Яемой что-то есть. Он с полным основанием мог назвать ее своим единственным другом, – может быть, не настолько близким, каким стал для Малика в свое время Тунде, но тем не менее. Живя в Обуре, он и мечтать не мог, что кто-то вроде Яемы будет готов уделять ему время и тем более испытает к нему привязанность.

Но, несмотря на все это, она не Карина.

– Где Надя? – спросил он.

– Завтракает с Ханане. Она позвала нас обеих, но я не хотела, чтобы ты завтракал один. Да и мне кажется, Надя более открыта и расслаблена рядом с ней без нас.

Сердце Малика сжалось от ревности, и он мысленно отругал себя за это. Радоваться надо, что Надя с кем-то разговаривает, пусть этот человек и не он сам.

Малику одновременно хотелось оставить воспоминания о прошлой ночи только себе, чтобы возвращаться к ним в тяжелые моменты жизни, и воспарить оттого, что он произнес:

– Я опять виделся с Кариной во сне.

Сестра вскинула брови.

– Разве Фарид не велел тебе больше этого не делать?

– Велел.

Фарид много чего велел, но после слов Карины о выходе из цикла насилия, который запустили их предки, Малик посмотрел на распоряжения своего наставника под другим углом. Фарид настаивал на единственном способе разрешить ситуацию, но что, если он не прав? Что, если можно умилостивить богов без жертвоприношения, а Фарид настолько запутался во взаимоотношениях с царской семьей, что этого не видит?

– Я не говорил об этом раньше, но я нашел скипетр в некрополе. – Он по-прежнему не был готов поделиться тем, что еще там узнал. Пока нет. – Сначала я не рассказал об этом, потому что боялся, но теперь… теперь я просто не отдам его ему.

Малик ожидал, что Лейла скажет, что это плохая идея. Та Лейла, с которой он вырос, перечислила бы десяток причин, почему он не должен так поступать, быстрее, чем он успел бы еще хоть что-нибудь произнести.

Но сестра только молча смотрела на него.

– Без скипетра он не сможет провести Обряд Обновления. Бедствия будут множиться, и в конце концов Сонанде окажется стерт с лица земли.

Они одновременно глянули на окно – над городом ползли черные грозовые тучи, в редких просветах между ними небо зияло красным, словно незаживающая рана. Малик бессознательно дотронулся до Отметины – ему трудно было поверить, что спасение мира частично зависит от того, что скрыто прямо в его коже.

– Карина нашла ключ от города завенджи, – сказал Малик. – Пройдет несколько дней, и она обретет силу богов, как Баия тысячу лет назад. Тогда она сможет положить конец бедствиям, и Обряд Обновления совершать не придется. Это возможность все исправить, никого при этом не убивая.

– Предположим, план Карины сработает. А что будет с престолом? Не представляю, как Фарид и Карина могли бы договориться друг с другом.

– Но кое-кто их по-прежнему связывает – Ханане. Очевидно, что Фарид и Карина не станут снова друзьями, но если кто и может убедить их