он раньше принимал на веру все слухи, что разносили о ней злые языки. Люди годами высмеивали принцессу, создавая ее карикатурный образ, не имевший ничего общего с девушкой, сидевшей рядом с ним.

– Это не значит, что это правильно.

Теперь, когда Малик не был поглощен своими мыслями, ему стало очень нелегко не обращать внимания на то, как близко к нему находилась Карина. Он заметил, что у нее, как и у Ханане, есть веснушки – только на плечах, а не на лице. Его вдруг охватило сильное желание провести по ним ладонью, и, чтобы не поддаться ему, он изо всех сил вцепился в колени.

Он не понимал, что смотрит на нее во все глаза, пока Карина не улыбнулась и не сказала:

– Если будешь продолжать так пялиться, придется выкупать невесту.

Малик так долго старался не замечать желаний собственного тела, что сейчас понятия не имел, что ему делать с тем жаром, что разливался по его жилам. Он выпалил:

– Прости, просто ты так изменилась из-за волос.

Лицо Карины вытянулось, и Малик мысленно отвесил себе подзатыльник.

– Не в худшую сторону, конечно! Они милые! И ты сама милая!

Помоги ему Великая Мать, лучше бы саранча его живьем съела. Когда Малик что-либо рассказывал или плел иллюзию, он никогда не испытывал недостатка в словах, но рядом с Кариной он терял свой дар, будто связь между его мозгом и ртом исчезла, и в результате получался невнятный лепет.

Карина вскинула бровь.

– Всего лишь милая? Ты точно не хотел сказать великолепная? Потрясающая? Божественно прекрасная?

Можно было бы принять ее подтрунивание над ним за тщеславие, но Малик сразу понял, что она просто хочет помочь ему расслабиться. Малик испытал невыразимую благодарность к этой девушке. Он подхватил ее тон и ответил с убийственно серьезным видом:

– Карина, ты сияешь так, что загадка, почему детеныши морских черепах ползут по направлению к луне, а не к тебе.

Она рассмеялась – для Малика ее смех был как теплый солнечный луч.

– Ну, хвала богам, кто-то наконец заметил. Спасибо. Я знаю, что я милая, но услышать это приятно. – Она пропустила несколько косичек сквозь пальцы. – Терпеть их не могу.

– Почему?

– Я никогда не носила длинных волос, в отличие от матери и сестры. Люди будут смотреть на меня и видеть их. Тем бо́льшим будет их разочарование, когда они поймут, что даже с такими волосами перед ними всего лишь… я.

– Всего лишь тебя оказалось достаточно для того, чтобы победить Мааме Коготки, – сказал он. – Всего лишь ты – это очень много, невероятно много. И я бы не хотел оказаться тем глупцом, который не поймет этого.

Карина взглянула на него, и ее янтарные глаза потемнели, от чего сердце Малика забилось чаще.

– Я тебя не понимаю, – пробормотала она. – То ты вдруг пытаешься меня убить, то вдруг рассыпаешься в комплиментах. Чего ты хочешь, Малик?

Малик был так зачарован, что не смел отодвинуться, и так испуган, что не смел приблизиться. Карина протянула к нему руки, но не коснулась. Он увидел в ее львиных глазах желание, и у него внезапно пересохло во рту.

– Я спрашиваю не о том, чего тебе, по твоему мнению, следует хотеть, или чего тебе велели хотеть. Чего ты сам хочешь?

Не успев обдумать свои действия, Малик схватил ее руку и поцеловал в ладонь.

– Я хочу быть твоим другом, – прошептал он. Удивительно, но сейчас, открывая Карине свою уязвимую, страдающую часть, Малик был испуган больше, чем когда она приставила клинок к его горлу. – Хочу забыть. Хотя бы только на сегодняшнюю ночь, обо всем и обо всех… Я хочу, чтобы ты помогла мне в этом.

Удар сердца.

Еще один.

И тут она нежно коснулась его подбородка, провела большим пальцем по щеке.

Он не выдержал и отпрянул.

– Не нравится?

Он энергично затряс головой.

– Нет. Я просто… – Как ей объяснить, что к нему вообще мало кто прикасался, к тому же так нежно?

Но он больше не хотел быть тем, кто убегает и прячется, когда хочет большего.

Как до этого сказала Карина, хотя в жизни мало вещей, которые зависят только от него, это он может контролировать.

– …не привык, чтобы меня так трогали.

– Если хочешь, я перестану.

Он прижался лбом к ее лбу.

– Нет.

Дыши. Он дышал.

Будь сейчас. Он по-настоящему оставался в своем теле впервые за долгое-долгое время, каждый дюйм его тела оживал под прикосновениями Карины. Она провела пальцами от его подбородка к вискам, – казалось, они оставляли у него под кожей огненный след. Потом мягко прижала большой палец к его нижней губе.

Будь здесь. Он был здесь, и она была здесь. И ничего, кроме этого, не существовало.

Но он оставался собой и не смог не напрячься, когда она обхватила ладонями его лицо. Она остановилась так надолго, что он открыл глаза. Как только он это сделал, Карина скорчила ему рожу. Несмотря на натянутые нервы, он засмеялся, и она ухмыльнулась в ответ:

– Ты улыбнулся.

И поцеловала его.

Жар, полыхавший в нем, словно распустился, когда Карина углубила поцелуй. Малик взялся за нити жемчуга, обернутые вокруг ее талии, и притянул ее к себе. Ее бедра прижались к его. Она тихонько охнула, когда они упали в траву – он спиной на землю, ее руки в его волосах. Их магия носилась в воздухе и словно бы воспламеняла все, что их окружало: цветы, деревья, реку и небо.

Малик оставил дорожку поцелуев от подбородка к уху Карины, и она застонала. Его рука снова нашла ее поясные нити, и в его сознании промелькнуло старое суеверие, что только супруг женщины может к ним прикасаться. Карина прижалась к нему бедрами, и Малик подумал, что если они сейчас не остановятся, то позже уже не смогут. Он и боялся и жаждал узнать, что произойдет во втором случае.

Но его разум наконец угнался за его действиями, и он отчетливо ощутил все углы, все нескладности своего тела. В голове возникли голоса и принялись нашептывать, что он настоящий урод, что он не должен касаться этой девушки – или любой другой, если уж на то пошло.

– П-подожди, – пробормотал он, и Карина немедленно убрала руки.

– Ты не обязан делать то, чего не хочешь, – тихо сказала она. Малик хотел бы объяснить, что дело не в том, что он ее не желает, – потому что он желал ее с такой силой, что у него болело все тело, – а в том, что он физически не может