Фениксиец прикинул расстояние, отделявшее его от василиска. Рискнув, он мог бы кинуться на него раньше, и тот, может быть, не успеет среагировать.

– Нет, – улыбнулся харонец. – Нет, Януэль, такого случая тебе не представится. Теперь уже нет. – Он оттолкнул тело Жаэль и с трудом распрямился. – Я отправляюсь с тобой, Януэль.

– Что?

– Да, с тобой… В разряде молнии. Чтобы причаститься, чтобы вновь обрести ее аромат, ее голос…

– Ты безумен.

– Да нет же. – Он поднял руку и указал на Сокола своей костлявой кистью: – Эй, ты, подойди сюда и приготовь наше путешествие. – Обернувшись к фениксийцу, он добавил: – Одно лишнее движение, и Шенда умрет. Повинуйся мне, Януэль. Тебе нечего терять.

– А тебе?

– Мне… Я лишь хочу снова ее обрести.

– Моя мать мертва, Зименц. Убита и сожжена твоими.

– Как и ты.

Повисла тишина, долгая тишина. Затем к ним подошел Сокол и положил на плечо фениксийца свою тяжелую руку.

– Как и я? – повторил Януэль.

Сокол испустил долгий вздох, и его рука на плече фениксийца стала еще тяжелее. Тот обернулся, чтобы успеть схватить выражение его лица:

– О чем он говорит?

Маленькие молнии в глазах капитана угасли. Он опустил голову и произнес:

– Слишком рано… Ты не готов.

– Говори! – приказал Януэль.

– Ты мертв, малыш, – тихо сказал Сокол. Похожая на оскал гримаса тронула губы фениксийца.

– Мертв? Но я не могу быть мертв, капитан. Взгляни на меня. Я жив, как и ты. Я слышу, как бьется мое сердце…

– Я знаю. Это работа Волн, вложенная в твое сердце. Тех, кто поддерживал твои силы с той самой ночи, когда ты покинул дымящиеся руины фургончика, в котором жил с матерью.

– Ты лжешь, капитан. Я пока не знаю почему, но ты лжешь…

– Мне все рассказали в Каладрии, – продолжил Сокол. – Мне доверили эту страшную тайну по одной-единственной причине. Поскольку ты мертв, ты ничем не рискуешь, если пришлось бы решиться переправить тебя молнией. Они подумали об этой возможности и потому объяснили мне, что в действительности с тобой произошло.

– Это нелепо! – усмехнулся Януэль. – Если они все знали о молнии, они должны были гораздо раньше позволить мне перенестись с ее помощью! Сам Фарель мне бы это посоветовал…

– Нет, это бы вынудило их сказать тебе правду. Но… никто не хотел взять на себя такую ответственность. По крайней мере раньше, чем ты будешь в Каладрии… под защитой.

– Но тогда… как же? – запинаясь, пробормотал Януэль.

Сокол пока не решался выложить все до конца в присутствии василиска, но он был убежден, что харонцу и так почти все известно, и сейчас не время лавировать, и что правда, и только она одна, могла убедить фениксийца не отказываться от замысла и следовать к своему грядущему подвигу.

– Они мне все объяснили, – сказал он. – В этом фургончике харонны убили и тебя. Разве ты мог бы от них ускользнуть? Они сочли тебя мертвым и убрались, полагая, что дело сделано. И если ты выжил, если ты сумел вырвать свое тело из пламени и отползти подальше от огня, то это единственно благодаря ей, благодаря твоей матери.

Зименц склонил голову набок и разразился слащавыми стенаниями.

– Мать Волны распалась, – продолжил свой рассказ капитан. – Она просто изменила направление процесса, который лежал в основе ее рождения. Волны, которые некогда слились воедино, чтобы ее создать, теперь отделились одна от другой. Я не знаю, что могло происходить в твоем теле в этот момент. Сотни Волн были внезапно исторгнуты душой твоей матери, чтобы они могли броситься к тебе на помощь и остановить смерть, пока она не довершила своей работы. – Под безумным и растроганным взглядом василиска Сокол перевел дыхание и продоллсил вибрирующим голосом: – Волнам – а их был десяток, не больше – удалось воссоединиться в твоем теле. Они залечили самые глубокие раны и дали силу твоей крови напитать сердце, чтобы ты смог подняться и идти. Так тебе удалось исчезнуть в ту ночь…

Януэль, не в силах побороть спазм в горле, впивался в капитана глазами с мучительной напряженностью.

– Когда ты отправился в тот долгий путь, который привел тебя в Алую башню Седении, одна только смерть позволила твоему телу не поддаться обморожению и спастись от верной гибели… Тебя нашел Грезель… и Грезель обнаружил в тебе такую жажду жизни, что с первого взгляда понял, что сама природа предназначила тебя служить делу фениксийской лиги. Теперь ты можешь понять, почему ты оказался так близок к Фениксам и к их Возрождению из пепла, почему твоя совесть требовала от тебя подлинного священнодействия и укрепляла в тебе желание дарить жизнь, чтобы отринуть или заглушить сознание твоей собственной смерти.

– Великое Объятие… – вдруг шепнул Януэль.

– Да, Великое Объятие с имперским Фениксом. Оно также оказалось возможным потому, что ты уже был мертв. Ни один фениксиец, даже Мэтр Огня, не пережил бы могущественного воздействия Желчи Истоков. Твое сердце устояло перед этим ужасающим напором, потому что оно уже давно не билось. По крайней мере не в том смысле, как мы это понимаем…

Януэль приложил руку к своей груди:

– Стало быть, это именно Волны…

– Именно Волны заставили биться твое сердце, да. До тех пор, пока они не исчезли одна за другой, изъеденные Желчью Феникса. И тогда настала его очередь внушать тебе веру в то, что ты еще жив.

– Но кровь! – воскликнул фениксиец, все еще надеявшийся найти средство опровергнуть правду.

– Она та же, что текла в тебе в тот вечер, когда тебя убили харонцы. Сохраненная Волнами, потом Фениксом. Основательно очищенная за время твоего странствия после побега из имперской крепости. Под конец ты, разумеется, должен был обнаружить обман…

Януэлю вспомнился один случай. Эпизод, о котором он забыл и который внезапно предстал перед ним с такой очевидностью, что он зашатался в приступе головокружения.

Предместье Альгедиана Вместе с Шендой они ехали верхом на лошадях в город, чтобы разыскать Черного Лучника, когда их путь внезапно пересекся с Темной Тропой. Януэль отчетливо помнил, как обостренно он почуял присутствие Харонии. Он потерял сознание в седле и очнулся уже на руках у драконийки.

Тогда он подумал, что причиной такой резкой реакции на мощное проявление Харонии могла стать нарождающаяся тесная связь с Хранителем. Теперь он понимал, что эта тесная связь была той самой, которая соединяла его с королевством мертвых.

Сраженный и неспособный смириться с тем, что биение его сердца никогда ему не принадлежало, да-346 же во время блужданий в горах Седении, он зашатался и упал в объятия Сокола.

– Нам пора, – напомнил Зименц. – Капитан, делай то, что следует сделать.