— А как же. Это из Брэдбери, кажется? Внесение изменений в прошлое меняет будущее.

— Вот именно. Моё настоящее в снах докатилось уже до две тысячи двадцать второго года. Оно уже случилось и пересмотру не подлежит. Но на ближайшие годы я могу давать какие-то подсказки, и они будут близкими по значениям. Хотя, лучше бы у вас всё получилось, и это будущее, то, которое формируется сейчас, стало лучше предыдущего.

Низкие осенние тучи решили-таки разродиться мелкой моросью.

— Пойдёмте назад? — предложила я, — Погода портится.

Мы несколько шагов прошли молча.

— А м-м… на счёт упомянутой политической фигуры…

Единственной значимой упомянутой фигурой был Ельцин.

— Да, он именно так себя и поведёт. Будет нести ахинею, на ходу сочинит про тридцать восемь снайперов, которых нет. Заявит, что во всём виноваты пограничники. Он же даже не знает, что между регионами и областями внутри Российской Федерации нет пограничного контроля, о, боги… И всё кончится ужасно. Если вы ничего не предпримете, конечно. И… на вашем месте я не пыталась бы до него что-то донести. Алкоголь разрушает любые мозги, там уже… — я махнула рукой, — А уж предателей вокруг сколько. Это, между прочим, вам чистить предстоит.

— Мне? — он искренне удивился.

— Ага. И знаете ещё что… Можно ещё одну просьбу, на будущее? Когда с Клинтоном разговаривать будете, не проситесь в НАТО. Даже чтобы почву прощупать. Стрёмно это. Унизительно.

— Я буду разговаривать с Клинтоном?

— Да, год не помню, но вы уже будете президентом. Всё равно он вам в ответ нахамит.

— Погодите — я буду президентом? — вот тут он поднял брови и усмехнулся, — Президентом чего?

— России, конечно! Самым лучшим в истории. Такое моё личное мнение. А в феврале двухтысячного вы приедете к нам в Иркутск, на заседание «Сибирского соглашения». Что это за контора — я понятия не имею. Но с творческой интеллигенцией вы встречаться тоже будете. Надеюсь, я буду приглашена. В конце концов, у вас есть мой номер. Это если я вам раньше не понадоблюсь. Только, пожалуйста, — я посмотрела ему в глаза, — не посылайте ко мне посредников. Никогда. Скажите всем, что я — очередная экзальтированная барышня. Или активистка из направления «настоящий феминизм». Я очень боюсь бандитов. И олигархов. И террористов. И наших звёздно-полосатых партнёров. Кого я только не боюсь, блин… Не хочу я, чтоб меня с пристрастием допрашивали.

— Но вы не похожи на феминистку.

— Это почему? На жизнь способна заработать самостоятельно. В выборе любимого мужчины меня никто не ограничивал. Одеваюсь во что хочу. Имею своё мнение и даже право голоса, — я усмехнулась, — Хорошая тема — феминизм с человеческим лицом. Надо двинуть её в массы, пока девки идиотизма не навыдумывали. Не хотите феминизм — давайте рассмотрим версию культурно-исторического клуба. Пусть я приезжала за преференциями. По знакомству.

— А он есть? Клуб?

— До-о-о. Неформальный, но довольно бодрый. Есть у меня даже заветная мечта: накопить деньжат и какой-нибудь заброшенный пионерлагерь под это дело выкупить. Настроить башенок, домиков, всяких крепостиц. Ох, молодёжь бы заиграла. Фестивали всякие…

— Хорошо. Пусть будет так, — он кивнул каким-то своим мыслям и неожиданно добавил, — Я посмотрю, что можно будет для вас сделать.

КАК БУДТО НИЧЕГО И НЕ БЫЛО…

Мы вернулись домой вечерним рейсом. И продолжили жить, как будто ничего и не было. Я сложила дубль списка происшествий в свой личный дневник и доставала его время от времени — чтобы внести пометки: сбылось — не сбылось, насколько точно. Пока если и были отклонения, в новостной ленте их особо не замечалось. Как и полагалось, шли кровавые разборки в нефтяном секторе. Желающих рвануть на себя нефтяное одеяло стреляли, взрывали, топили и жгли. И четверо ушедших в небытие в конце года бывших хозяев жизни остались только короткими строчками в вечерних новостях. Надеюсь, что ВВП начал работать с моей информацией. Сильно на это надеюсь.

Каждую ночь я ныряла в прошлое и продолжала собирать информацию. И каждое моё утро начиналось с конспекта. Громкие события. Стихийные бедствия. Аварии. Теракты. И всё, что могла — о чеченских войнах. О ключевых фигурах. Безо всякой аналитики — какой из меня аналитик, ну не смешите. Но я очень надеялась, что те кто будет всё это анализировать в разы умнее меня.

Зато память у меня натренировалась — моё почтение!

Ой, забыла вам рассказать! Привёз же отец мне сапоги «приснившиеся». Это сейчас кажется, что всё просто: пошёл — купил. Что тогда люди носили, это же караул. Возьмите самый дешёвый китайский ширпотреб и представьте что-нибудь в четыре раза хуже. Вот примерно так выглядела обувь. То, что было приличнее по качеству, стоило, как правило, бешеных денег. А чтобы вот так, как у папы в магазине — и внешне красиво, и ценник подъёмный — это места рыбные надо было знать. И ещё такой прикол: все приличные сапоги были на каблуках. Все. Потому что модницы только такие и брали. А мне он привёз без каблука. Увидел и «сон» мой вспомнил. И купил.

И шуба моя приехала, ещё в конце октября. Из белой лисички! Ну и пусть она слегка сгущёночного оттенка. Вы представьте, какой это контраст с моим чудовищем из старой синтетической шубы и старого зелёного пальто, которое я на мусорку выкинула! В этой я чувствовала себя просто королевой.

И, как ни странно, шуба эта и сапоги для самой меня были лишним доказательством правдивости моих «снов», почему-то куда более ярким, чем страшные новости. Может быть, из-за их непосредственной материальности? Не знаю.

А в конце октября мир страшно повеселила новость о том, как в дупель пьяный президент России — да-да, Ельцин, — был пойман охраной на улице в одних трусах. На Пенсильвания-авеню, в сотне метров от Белого дома. Такси, видите ли, ловил, потому что ему очень захотелось пиццы. Вот прям щас.

Испанский, сука, стыд.

Но это уже совсем другая история.

27. НА СТЫКЕ ЛЕТ

ЗИМА

Декабрь, внезапно, превзошёл все мои ожидания. Многим перед новым годом выдали зарплату за два-три месяца (счастливчикам, например, за август и сентябрь, а не сильно везунчикам — за май-июнь, но всё же), и люди спешили потратить деньги, пока они совсем не обесценились. Город наводнился покупателями. Мы со своим постельным распродались просто в ноль. Три