Соловьёв подвёз Майю. Она не хотела его отпускать, попросилаподняться в квартиру. Ей вдруг пришло в голову, что Нина могла проснуться ичто-то с собой сделать. Но нет, она спала. Майя пощупала ей пульс, поправиласбившееся одеяло. Нина горько всхлипнула во сне и отвернулась. На полу Соловьёвзаметил забитую окурками пепельницу, пустую коньячную бутылку.

— Я все опасные таблетки взяла с собой, вот они у меня, всумке, — прошептала Майя, — но все равно я за неё боюсь ужасно. Завтра утроммамаша её приедет. Не знаю, как бы хуже не было. Мамаша у неё зверь. Работаланачальником отдела кадров на ламповом заводе, такая, знаете, коммунистическаякобра. Ханжа и садистка. Когда Нинулька уехала в Москву с Качаловым, мамашапрокляла её, даже внучку свою родную видела не больше трёх раз.

У Соловьёва зазвонил мобильный. Он попрощался с Майей ивышел. Опять это была никакая не Оля. Пожилой голос в трубке, сиплый, слегкакартавый, проворчал:

— Между прочим, я бы давно лёг спать, если бы ты не сказалмне, что дело срочное. Ты же знаешь, я ложусь очень рано. Но сейчас вот потвоей милости не могу уснуть. Ждал, что ты сам объявишься, не хотел тебя,такого занятого, беспокоить. Но не выдержал. Побеспокоил, извини. Скажи, мнетебя сегодня ждать или нет?

Звонил Вячеслав Сергеевич Лобов. Диме стало неловко, что онзабыл о старике.

— Я просто не думал, что вы поняли меня так буквально, и ненадеялся, что вы так быстро справитесь, — сказал Соловьёв.

— Там и справляться нечего. Достаточно было взять лупу. Ну иещё пришлось потратиться на международный телефонный разговор с Римом. — Лобоввыдержал долгую эффектную паузу, которую Дима поспешил заполнить бурнымиблагодарностями и обещанием оплатить счёт.

— Не тараторь, Соловьёв. Что за манера? Я ещё ничего тебе нерассказал. И не расскажу по телефону, не надейся. Придётся тебе меня, старика,навестить.

— Я с удовольствием, Вячеслав Сергеевич. Когда?

— Это тебе решать. Я на пенсии, у меня время все своё, неказённое. Ты сейчас где?

— В Сокольниках.

— Помнишь, где я живу?

— На Красносельской. Да, действительно, отсюда десять минутна машине.

По дороге Дима остановился, купил букет нарциссов для женыЛобова и коробку шоколадных конфет. Вячеслав Сергеевич был известным сластёной.

— Вот тапочки, проходи. Только тихо. Вера спит. За цветыспасибо. Ох, тут ещё и конфеты. Ну давай уж по такому случаю сварю тебе кофе.

Дима заметил, как сильно сдал старик, располнел, появиласьтяжёлая одышка, лицо стало серым, под глазами мешки.

— Что смотришь? Плохо выгляжу?

— Нет, почему? Просто мы давно не виделись.

— Год и восемь месяцев. Я, Дима, инфаркт перенёс, чутькопыта не отбросил. Не курю теперь. Питаюсь творожком да протёртыми овощами.Гуляю каждый день. Хожу, как дурак, по скверику, туда-сюда. Хорошо, если Верасо мной выходит. Но ей все некогда.

Они прошли в маленькую чистую кухню. Лобов усадил Диму надеревянную лавку, открыл окно, включил чайник.

— Кури, если хочешь. Скажи, ты так и не женился на тойдевочке, графологе. Людочка, кажется?

— Люба. Нет, Вячеслав Сергеевич, не женился.

— А что тянешь? Вон, седой уже.

— Да так как-то. Она намного моложе меня, и вообще, я привыкжить один.

— Не модный ты какой-то, Дима. Сейчас все как раз намолоденьких женятся. А как твой Костик? Сколько ему?

— Семнадцать. В этом году поступает на юрфак.

— Ну, славно, славно. — Старик разлил кофе по чашкам, себедобавил молока, открыл конфеты. — Ладно, не томи. Расскажи, что ты успел нарытьпо этому трупу, который в новостях показали.

Пока Соловьёв рассказывал, старик молчал, пыхтел,прихлёбывал кофе, качал головой, в какой-то момент схватил блокнот, карандаш,стал делать пометки.

— Нет, я всё-таки не понимаю, почему они отказываются отсерии? Бред какой-то.

— Действительно, бред, — кивнул Соловьёв и вдругпробормотал: — Они отрицают серию сейчас так же, как тогда отрицали версиюдетского порно.

— А ты как думал? Кому нужна эта мерзость?

— Судя по тому, сколько этой мерзости в паутине, она нужнамногим. Потребителям, производителям, чеченским террористам. Они это делокрышуют и получают прибыль. Кому-то в нашей структуре, в МВД, в ФСБ. Только мыс вами никогда не узнаем, кому именно.

— Так, может, нам лучше и не знать? — Старик перешёл нашёпот. — Дима, ну ведь это действительно чума. Кажется, твоя первая любовь ОляЛуганская предложила версию, что Молох убивает детей, которых используют виндустрии детского порно?

Соловьёв нахмурился, отбил пальцами дробь по подоконнику.

— Ольга Юрьевна Филиппова, — произнёс он сердито, —Луганская — это её девичья фамилия. Да, доктор Филиппова работала в группепрофессора Гущенко и выдвинула такую версию. В результате группу разогнали.

— Ну вот! А в Давыдове интернат сгорел! Никого, ни единуюсволочь потом не привлекли.

— При чём здесь Давыдово? — Соловьёв даже поперхнулся отнеожиданности.

— При том! Твоя Ольга Юрьевна приходила ко мне,расспрашивала о давыдовском душителе.

— Вячеслав Сергеевич, я и тогда, и сейчас не понимаю, какоеэто имеет отношение к серии Молоха?

— Не понимаешь? — Старик отвернулся и поджал губы. — Оченьжаль. Прошло столько лет, а у меня этот Пьяных до сих пор не выходит из головы.

— Вы тоже, как доктор Филиппова, считаете, что это не он?

— Не знаю! Там было слишком много всего сразу. Послечетвёртого трупа, когда Гущенко высказал свои подозрения, Пьяных допрашивали,проводили обыск, в доме, в сарае. И ничего не нашли. А потом вдруг после пятоготрупа — бабах! Шкатулка. Полный набор улик. И почему-то сразу забыли, что возлеинтерната иногда крутился какой-то странный слепой старик с палочкой. Никто незнал, откуда он взялся, куда исчезал. Его видели накануне убийств. Сторожкак-то попытался с ним заговорить, попросил документы, но старик промычалчто-то, махнул палкой и ушёл.

— Думаете, это был переодетый убийца? — скептически хмыкнулСоловьёв.

— Не знаю. Вполне возможно. Когда вокруг интерната ставилиохрану, когда съезжалось много народу, он не появлялся. Сторож рассказывал, чтодля слепого этот старик передвигался слишком уверенно. И ещё, кто-то из детейобмолвился, что некий дедушка приносил конфеты. Мать Пьяных уверяла, будтовидела, как несколько ночей подряд к ним на участок пытался проникнуть какой-точеловек. Но они на ночь спускали собаку. А потом собака умерла. Местныйветеринар сказал, что пса отравили. И вот после этого в дровяном сарае нашлишкатулку.