Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После «Лолиты» он поймал себя на том, что совсем иначе сталсмотреть на девочек в школе. Вот эта — нимфетка, а эта — нет. Ну и что? Любаядевочка, будь она тысячу раз нимфетка, все равно дитя. Тронуть её или дажепросто посмотреть с вожделением — это хуже, чем убить.
Вы что, лазаете по порносайтам?
«Нет, не лазаю! Попал случайно. Мой компьютер завис. Я несобираюсь оправдываться. Я ни в чём не виноват. Всю жизнь работаю с детьми, иникогда, никто не посмел меня заподозрить…»
Несколько минут Борис Александрович сидел неподвижно, слушаястранную мёртвую тишину.
У Данте последний, девятый круг ада наполнен не огнём, ахолодом. Там, на дне преисподней, «синели души грешных изо льда». Ледянаявечная ночь.
Затем что слезы с самого начала,
В подбровной накопляясь глубине,
Твердеют, как хрустальные забрала.
Строки из «Божественной комедии» он произнёс вслух,нараспев, и сам испугался, как гулко и грозно они прозвучали.
В последний, девятый круг, туда, где сам Люцифер,«мучительной державы властелин грудь изо льда вздымал наполовину», на самое днопреисподней, падают души ещё живых людей. «Он ест, и пьёт, и спит, и носитплатья». Да, это как раз о нём, о порнографе. Надо быть заживо мёртвым, чтобыпродавать и покупать детей.
И вдруг тишину разорвала телефонная трель. Он сильновздрогнул, бросился к аппарату, по дороге опрокинул стул и больно стукнулсяколенкой о дверной косяк.
— Алло. Добрый вечер. Можно попросить Бориса Александровича?— произнёс в трубке незнакомый мужской голос.
— Да. Я слушаю.
— Борис Александрович, здравствуйте. Извините забеспокойство. Меня зовут Михаил Николаевич. Я дядя вашей ученицы, ЖениКачаловой.
Шофёр попался молчаливый, и это было очень кстати. Сорокминут пути до «Останкино» доктор Филиппова проспала. Не раздумывая, снялавлажные сапоги, вытянула ноги на заднем сиденье и вырубилась. Но и во сне онапродолжала скользить по натянутому канату.
В детстве у Оли была страсть — лазать по деревьям,перемахивать заборы разной степени сложности, но главное — ходить по узкимбрёвнам, перекладинам, парапетам.
По дороге в школу было несколько оградок. Первая, тонкая, новполне примитивная, вокруг газона. По ней Оля пролетала легко, на цыпочках, ниразу не качнувшись. Огороженный газон прятался в самой глубине большого двора,который заканчивался дореволюционным домом. Дом был такого же мышиного цвета,как старая школьная форма у мальчиков. Вверх по фасаду ползли каменные лилии.Тонкий каменный плющ обрамлял окна первого этажа и входную дверь. На нижнейступеньке высокого крыльца сидела на складном брезентовом стуле двороваясумасшедшая старуха Слава Лазаревна. Зимой и летом, в любую погоду — в синемпальто с облезлым собольим воротником. Лапки и мордочка соболя покоились насуконной груди. Если подойти близко, можно было разглядеть стеклянныеглаза-бусины. Когда старуха кричала и размахивала руками, мёртвый зверьшевелился, глаза-бусины блестели.
Голову старухи всегда покрывал малиновый шерстяной платок.Такими же малиновыми были накрашенные губы и нарумяненные щеки. Брови, двежирные дуги, она рисовала черным карандашом на голой коже. Все дети во дворесчитали её ведьмой и называли Славушкой. Славушка могла ходить, но с крыльцаникогда не спускалась. Сидела и орала.
В нескольких метрах от дома с лилиями тянулась ограда,отделявшая часть двора от переулка. Довольно широкая труба, облупленная,шершавая. По такой каждый дурак пройдёт, не глядя. Но фокус в том, что надобыло сделать это на глазах у ведьмы, под её хриплый крик, под проклятья,совершенно бессмысленные и оттого ещё более страшные. Ведьма проклинала каждогоребёнка, который появлялся в поле её зрения. Проклинала насмерть, и мёртвыйсоболь кивал головой, лапы крупно дрожали, как будто дирижировали.
Одна из секций ограды отломалась от столбика и качалась подногами. На этой отломанной трубе Оля балансировала нарочно долго. Она пыталасьпобедить страх перед сумасшедшей старухой.
Оля была нервным ребёнком, с сильно развитым воображением.Она боялась темноты, боялась замкнутого пространства лифта. Она весила слишкоммало, лифт не хотел её везти. Свет в кабинке гас. Чтобы лифт поехал,приходилось несколько раз сильно подпрыгнуть, а потом сесть на корточки.Прыгая, она чувствовала, что подвижный пружинистый пол сейчас провалится. Ейчасто снилось, как она висит над шахтой, вцепившись пальцами в металлическуюсетку. Пальцы порезаны, кровь течёт, ещё немного, и она сорвётся.
Конечно, можно было ходить пешком по лестнице на девятыйэтаж, но Оля хотела победить страх и нарочно ездила в лифте одна.
Ещё больше лифта она боялась толпы. Однажды, когда ей былошесть лет, они вместе с бабушкой поехали в гости к бабушкиной подруге. Подругатолько что получила квартиру в новостройке, на самой окраине Москвы. Был конецмая, стояла невероятная жара. Когда они возвращались домой, небо почернело. Доближайшего метро ходил автобус. На остановке постепенно собиралась толпа, аавтобус не появлялся. И почему-то не было ни одной машины. Пустое шоссе.
Чёрное небо. Вспышки молний. Открытое пространство ипластиковый кубик остановки, к которому бежали через пустырь от новостроек всеновые люди.
Хлынул дождь. Коробка была забита людьми, и казалось, пластиковыестенки вот-вот лопнут. Ливень бил по плоской прозрачной крыше. Олю с бабушкойвтиснули в самый центр коробки, в гущу толпы. Бабушка обняла Олю, прикрыласобой, все повторяя: «Осторожней, здесь ребёнок». Но никто её не слышал.
Когда подъехал наконец автобус, толпа ринулась к нему, а онбыл уже полный. Бабушка каким-то чудом умудрилась удержаться на ногах ивырваться вместе с Олей из толпы. Люди давили друг друга, отталкивали локтями,у какой-то женщины выпал из рук плащ, и тут же на него наступили, втоптали вгрязь, она закричала так, словно он был живым существом, и Оле вдругпоказалось, что плащ правда живой, ему больно.
Все люди на остановке, молодые и старые, мужчины и женщины,стали как дворовая ведьма Слава Лазаревна. Они орали, проклинали и ненавиделидруг друга.
— Не война, — повторяла бабушка, — не эвакуация. С умасошли. Подумаешь, дождик.
Автобус уехал. Те, кто не успел влезть, ещё немногопокричали и успокоились. Через несколько минут подоспели сразу два автобуса,почти пустые. Оле потом долго мерещились искажённые злые лица, вспышки молнии,крики, втоптанный в грязь плащ.
Но всё-таки самым главным её детским ужасом оставалась СлаваЛазаревна, таинственная ведьма с нарисованными бровями. Говорили, что много летназад её ограбил и чуть не убил собственный сын, ещё рассказывали, будто бы вмолодости она работала воспитателем в детской колонии, страшно издевалась надмалолетними преступниками, а они над ней. Несколько поколений детей, выросших вэтом дворе, передавали друг другу разные истории о Славушке. Одна девочкаподошла к ней совсем близко, хотела потрогать лапку соболя. Ведьма прокляла еёкаким-то особенно страшным проклятьем, и девочка попала под машину. Одинмальчик обстрелял старуху жёваной бумагой из трубочки, а потом заболел менингитоми умер.