троллей, и от этого волосы на затылке начинали шевелиться. Я остановился, готовясь к драке.

Так всегда, вроде кажется, что не боишься уже ничего, но мандраж никуда не делся. Как у актеров, перед выходом на сцену. Можно сыграть в тысяче постановок, но в глубине души, задавленное опытом и уверенностью в собственных силах, продолжает жить мерзкое чувство ожидания провала. В моем случае провал означает смерть. На этот раз, окончательную. Не думаю, что у Беззубого хватит смелости повторить свой подвиг.

Темнота загустела, стала плотнее. Усиленный настройками взгляд увязал в ней, как застрявшее в досках щита копье. Невидимый некто чеканил шаг все громче, все ближе, но я никак не мог определить, откуда идет звук. Эта мгла, непроницаемая, как в пещерах Седого Незрячего, давила на психику. Я не понимал ее природы, и не знал, как с ней бороться.

Троллья поступь теперь звучала глуше, чем стук моего сердца. Когда оно успело так разогнаться? Когда пересохли губы? Лед сковал низ живота, тянул к треснутому асфальту, примораживал, лишая свободы движения. А шаги звучали все громче и громче, артиллерийской канонадой прокатывались над пустым проспектом, словно пытались что-то скрыть.

Я замер, настороженный, как заяц, учуявший лису. Только поэтому я почувствовал, как незримые костлявые пальцы, не проламывают, не разбивают, а осторожно сдирают мою защиту, слой за слоем. Это было что-то из арсенала Темных богов, маргиналов четвертого круга. Подлый прием, эффективный только когда жертва уже поражена ужасом, и остается лишь очистить ее от скорлупы защитных заклятий.

Разум заметался, пытаясь найти выход. Дьявол, а ведь это непросто, привыкать к отсутствию Луча! Без тренировок, без достойных противников я размяк, стал небрежным. Правда я все еще был омом первого порядка, и в битве опыт против опыта, умение против умения, по-прежнему мог удивить. Просто нужно было сделать нестандартный ход.

Я перестал впустую напрягать глаза. Вдох, выдох, очистить сознание, как на групповых занятиях с Учителем, целую жизнь назад. Не сразу, но я перестал следить за призрачными пальцами, что процарапывали мой последний Анкил. Стало так легко, что казалось, сними одежду, и улетишь в небо воздушным шаром. Проспект засветился, словно я смотрел сквозь очки ночного видения. Я потянулся во все стороны, выискивая источники тепла.

Он оказался совсем рядом, стоял, прислонясь к обесточенному фонарю. Он не двигался, хотя эхо шагов по-прежнему отражалось от стен. Я не различал лица, только красноватый силуэт грузного тела. Его я узнал без труда, и пока он лишал меня последнего слоя защиты, я с мстительным удовольствием швырнул в него Палицу Индры.

Фигуру отбросило на кованую скамейку. Оборона моего противника треснула и распалась. Кисельная тьма растеклась, вмиг утратив плотность. С ней улетучились посторонние звуки. Остались только неторопливый, целеустремленный топот тролля. Я открыл глаза, чтобы воочию увидеть Кирилла Геннадиевича Гладких, нашего Министра иностранных дел.

Габаритный, похожий на медведя в костюме, Гладких кряхтя встал на ноги. Копье Одина, брошенное мною на добивание, завязло в защите, не причинив ему вреда. Похоже, наш старик обвешался охранными амулетами, как новогодняя елка игрушками! Или кто-то сильный помогал ему. Скорее и то, и другое. В обычном состоянии Гладких не простоял бы против меня и пяти секунд.

какими судьбами кирилл геннадиевич

мысленно спросил я. Топот огромных каменных ног становился все ближе, а мы и без того наделали достаточно шума.

к чему эта пустая вежливость влад ты старше меня лет на тридцать а все пытаешься молодиться

Мы осторожно закружились, выискивая слабые места в обороне. Я украдкой сунул руку в карман и разломил две деревянные Эгиды, все, что нашлись в тумбочке. Усыпанное звездами ночное небо давало немного света, но теней от него хватало, чтобы в них скользили скрытые до поры враждебные сущности. Гладких не торопился, ему некуда было спешить, время работало на него. Стоило поторопиться, но все же я не удержался от вопроса.

значит это вы за всем этим стоите зачем вам это чего вам не хватало

Министр прекратил кружить. Принял нелепую боевую стойку – ноги чуть согнуты, левая рука вытянута вперед, правая занесена высоко за голову. Он напоминал борца с воображаемой шпагой в руке.

- Власть, дорогой мой Влад, она словно кокаин, - произнес он с улыбкой. – Сперва весело, и кажется, что свернешь горы. А потом оказывается, что этого недостаточно, и нужно больше, больше, еще больше… Нужно быть очень сильным, чтобы сказать – хватит. А я не очень сильный человек, Влад. Ну и, знаешь…

Он помотал в воздухе правой рукой, будто вкручивал лампочку.

-…мне это нравится!

Его слова прозвучали, как команда. Скрытые в тени сущности обрели плоть, рванулись ко мне, облекаясь в хищные гибкие, неуловимо рыбьи тела. К этому я был готов. Лук Феба бесшумно вздрогнул, и пронзенные стрелами света, тени развеялись черным вонючим дымом.

Это был риск, - приближающийся тролль ускорился, затопал сердито, - но риск оправданный. Обеспокоенная молчаливая громадина была совсем рядом, а это ограничивало не только меня, но и Гладких. Министр косился на тролля, что-то прикидывая в уме. Казалось, он мысленно общается с кем-то, но я не мог уловить передачу, как ни старался.

Без перехода Гладких бросился в атаку. Невероятно проворный, он обрушил на меня камнепад ударов такой силы, что ими можно было заколачивать сваи. Странный это был бой. В молчании, под грохот титанических ног-колонн, без единого лишнего звука. Грузный в обычной жизни, в боевом режиме Гладких двигался молниеносно, и мне стоило большого труда уворачиваться, или встречать его кулаки плечами. Он не мог, никак не мог развить такую скорость. Все же свои пределы есть и у настроек. Огромное тело министра предназначалось для мощных, но относительно медленных атак. На таких оборотах его сухожилия и связки должны были в считанные секунды превратиться в лохмотья. Он же скакал, как заведенный, постепенно пробивая мои блоки, заставляя допускать глупые ошибки.

Долго продолжаться это не могло. Пудовый кулак прошел под моим локтем, и воткнулся мне в корпус, с хрустом ломая два нижних ребра. Секунда понадобилась, чтобы заглушить боль, и еще одна, чтобы запустить регенерацию, но этого хватило, чтобы Гладких окончательно сломил мое сопротивление. Я рухнул на мостовую, сцепив зубы, чтобы не заорать от боли. Казалось, в груди у меня дыра размером с лошадиную голову.

Гладких наступал неотвратимо, как танк. Только сейчас, сквозь белые вспышки боли в глазах, я заметил, как чудовищно изменился его облик. Кожа полопалась, не в силах сдерживать растущую плоть, скальп съехал далеко на затылок, глаза