Мурзатай, соглашаясь, кивнул головой.

– Большое счастье для нас, брат мой, что услышал ты шелест ползущей по песку змеи… Постараемся как-нибудь уберечь посольство. Жаль, что нет с нами отважных нукеров-урусов с их огненным оружием. Тогда не опасался бы я Елкайдаровых коршунов… Где будут ждать нас барантники? Скорее всего у колодца, который рядом с озером Барса-Кельмес… Шакал хитер, да и пастухи у стада дремать не будут. – Мурзатай погрозил плетью во тьму, освещенную невысокими кострами хивинского стана, пошел готовиться в дорогу через пески Шамской пустыни.

Едва поднялось большое огненно-красное солнце, караван киргиз-кайсацкого посольства ушел из Урганича. Хивинская стража, не успев проглотить свой завтрак, кинулась седлать коней, однако Елкайдар взял с собой только троих нукеров.

У брода через старое русло Амударьи остановились напоить коней и верблюдов – впереди до Барса-Кельмес колодцев не будет.

Кайсар-Батыр, оглаживая своего коня, негромко сказал Мурзатаю:

– Не будем торопиться покидать воду. Совсем плохо станет, если ханский скатертник увяжется за нами доглядчиком до колодцев у большого озера.

Мурзатай пригоршней черпал воду и плескал на склоненную шею жеребца, смывая пыль с гривы, время от времени выжидательно косился на хивинцев – беспечно смеются нукеры Елкайдара, чуть в стороне поят своих коней.

– Если Елкайдар задержится, чтобы подсмотреть, какую дорогу мы себе выберем, сделаем вид, что становимся лагерем до следующего дня. Снимем походные котлы ужин готовить, – принял решение Мурзатай, помолчал некоторое время, обдумывая что-то, и совсем тихо добавил: – А останется и на ночь – твои нукеры свяжут доглядчиков, силой поведем с собой через пески вплоть до каменной крепости на той стороне пустыни. А там отпустим с миром, вернутся сами, ничего с ними не приключится.

Однако Елкайдар постоял недолго, в нетерпении покрутил коня над обрывом, подъехал и с улыбкой на жестких губах попрощался с Эрали-Салтаном и Мурзатаем, пожелал каравану счастливого пути в свои кочевья:

– Будем ждать вас, почтенные посланцы, в благословенной Хиве с дорогой нам будущей госпожой Матыр-Ханикей. Да будет счастлив ваш путь в этих песках.

– На все воля Аллаха, – отозвался Эрали-Салтан, отвечая легким поклоном на поясной поклон хивинца. Елкайдар с загадочной улыбкой добавил к словам молодого киргиз-кайсака:

– И воля наших пресветлых повелителей. – Отъехал снова на левый берег русла, махнул рукой наемникам следовать за ним и поспешил удалиться на восток.

– Змей ползучий! Да наступит тебе на голову верблюд ногой! – проворчал Кайсар-Батыр. Эрали-Салтан, которому Мурзатай до сего часа не говорил о подозрениях, вызванных поведением Елкайдара, с укоризной бросил старшему нукеру:

– Зачем говоришь так непочтительно о старшем? – увидел, что и Мурзатай смотрит с ненавистью, как клубилась пыль за резвыми скакунами, уносившими всадников в сторону еле различимого отсюда старого Урганича.

Подъехал Малыбай, быстро оценил ситуацию и спросил:

– Неужто еще какую пакость умыслил ханский стервятник? – Оглянулся на пропавших за пылью хивинцев, посмотрел на ровную полупустынную с редкими, разбросанными по ложбинкам кустами саксаула, сплетенными в клубки шарами перекати-поля. Шустрые по первому предвесеннему теплу серо-зеленые ящерицы то и дело скатывались с песчаных бугорков и исчезали в неприметных норках за комьями глины или в подкореньях саксаула.

Мурзатай коротко рассказал Эрали-Салтану и Малыбаю о том, что стало им известно про хивинцев и одноглазого дервиша, потом подозвал к себе караван-баши. Каландар, сутулясь, опустил глаза на сцепленные у пояса пальцы, степенно выслушал старшего в посольстве, подумал, прикидывая предстоящую дорогу по Шамской пустыне, сказал свое мнение:

– Миновать колодец у Барса-Кельмес можно, почтенный Мурзатай. Но надо теперь же запастись водой во все сосуды… Коней потеряем, слабые верблюды упадут под тюками. Если спрямим дорогу и пойдем через пески, можно дойти до колодца у каменной крепости по ту сторону пустыни.

Мурзатай распорядился вылить из больших бурдюков купленное в Хиве кунчарное масло, из кувшинов высыпать пшено и горох.

Малыбай едва ли не со стоном в груди – шел в Хиву «искать даров божьих», как писано в Коране о купеческом промысле! – высыпал пшеницу из объемистого бурдюка. По пояс вошел в воду и наполнил сосуд. Один из нукеров помог приторочить бурдюк рядом с тюками хивинских товаров. Наполнил походную саба, крепко заткнул деревянной пробкой горлышко. Нукеры, садясь в седла, осматривали тоже раздутые притороченные к седлам бурдюки, а в руках у каждого полное кожаное ведро воды – напоить коня на первой остановке, сберегая воду в бурдюках.

Проводник Каландар молча направился в голову каравана. Уходили от старого русла, изредка озирались на густые заросли саксаула, тарангульника, на редкие карагачи, которые уцелели вдоль протоки Амударьи. Темные ветки деревьев покрывались набухшими почками, чувствовалось приближение весны и в этих местах.

Шли бережно, на остановках костров не жгли, верблюды получали роздых на четыре часа, и еще до восхода солнца караван беззвучно отмеривал копытами песчаные версты – Мурзатай распорядился поснимать с верблюжьих шей звонкоголосые колокольчики. А вокруг пески и пески, изредка черный низкорослый саксаул по солончаковым низинам, колючки, иногда попадались огромные ящерицы – вараны, да бессменные стражи неба над песком – коршуны, так же бесшумно распластав крылья, парили над мертво-неподвижными песчаными барханами Шамской пустыни.

В монотонном гнетущем безмолвии, под горячим уже в полдень весенним солнцем прошли четыре изнурительных пустынных перехода. Опустошили и побросали в песках тяжелые кувшины, коням давали утром чуть больше половины ведра воды, людям по пиале утром и на ночь… К вечеру четвертого дня путь каравану пересекла свежая, ветрами не сглаженная густая тропа. Ее проложили на барханах многочисленные конские копыта – и ни одного следа верблюжьего! Мурзатай подозвал к себе Эрали-Салтана и Кайсар-Батыра. Стояли, внимательно вглядывались в отпечатки и молчали, словно каждый боялся высказать догадку, опасную для судьбы каравана. Старший нукер заговорил первым:

– Не купеческий караван прошел – верховые сегодня поутру были здесь, потому как ночью дул сильный ветер, он бы замел следы. И путь держат на колодец у каменной крепости. А идут по левую руку от нас, со стороны озера Барса-Кельмес. Ждите меня здесь, след посмотрю дальше.

Кайсар-Батыр перевалил через ближний бархан, проехал по истоптанному песку минут десять, потом живо соскочил с коня, поднял и отряхнул от песка обломок стрелы с черным оперением. Поспешно возвратился к каравану.

– Нукер варана зачем-то подстрелил, из озорства, должно быть. Там кровь на песке осталась. Вытаскивал стрелу, да сломал ее. Наконечник взял, а древко бросил. – Кайсар-Батыр вытер рукавом халата взмокшее от жары лицо.

По худощавым щекам Эрали-Салтана прошла напряженная судорога. Он в бешенстве погрозил плетью в сторону юга: