Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Награда Паваха меня не волнует, – хрипло проговорила Хекетджит, произнеся имя внука с таким пренебрежением – точно сплюнула. – У тебя, госпожа моя царица, власти будет побольше… Ты изыщешь способ достать его даже у Таэху, я не сомневаюсь. Избавься уже от него, пока его глупость не навредила всем нам! Для себя же я прошу другого.
– Что я могу сделать для тебя? – терпеливо спросила Амахисат, решив не углубляться в обсуждение пределов своей власти, в особенности в Обители Таэху.
Хекетджит подалась вперёд, и её взгляд вспыхнул дикой, тёмной страстью, не угаснувшей даже спустя столько лет.
– Отдай мне своего пленника – младшего выродка лесной гиены! Отдай… Он ведь жив, я знаю…
Царица выдержала этот взгляд, полный ненависти и безумия, выросших из бездны так и не изжитой боли.
– Принц нужен мне живым, – твёрдо ответила она. – Пока что…
– Другой награды мне не надо, так и знай!
– Не забывайся, Хекетджит из рода Мерха, – не повышая голоса, но добавив в него стальные нотки, ответила Амахисат и удерживала взгляд старухи до тех пор, пока та не склонила голову, признавая её власть. – Я обещала тебе месть, и будет тебе месть. Теперь я заинтересована в этом даже больше, чем прежде… потому что фейские выродки предприняли попытку убить моего сына в Лебайе.
Хекетджит улыбнулась печально и понимающе. Амахисат не хотела думать, что довелось перенести этой женщине, чей род почти полностью пожрала война. Но она знала, что только что завоевала себе безусловное доверие – доверие матери к матери.
– Я с тобой до конца, госпожа моя царица, – тихо произнесла Хекетджит.
– Позволь, отблагодарю тебя за верность прямо сейчас и расскажу, какой подарок мы припасли для королевы… – царица чуть наклонилась к старухе и прошептала ей на ухо то, от чего лицо вельможной дамы просветлело и, казалось, даже немного помолодело.
Каэб с интересом посмотрел на них, но решил отложить вопросы на потом.
– Ну а ты, Каэб? – обратилась к нему Амахисат. – Новые земли, достойные могучего и древнего рода Эрхенны? Возможно даже, за горами…
– С безмерно мною уважаемой Хекетджит я согласен, госпожа моя царица, – вельможа чуть улыбнулся. – Я не претендую на то, чтобы принц оказался в моих руках. Бесценная госпожа Хекетджит заслужила этого больше в своей скорби, – он с уважением чуть склонил голову в сторону матриарха рода Мерха. – Что до награды, обещанной Метджену, – в роду Эрхенны не так уж и мало славных воинов, способных заменить его. Любой с радостью встанет по правую руку от твоего достойного сына, Владычица.
– Как пожелаешь, – кивнула Амахисат.
– Тридцать лет, госпожа моя царица… – тихо напомнила Хекетджит. – Тридцать лет я ждала. Не дай случиться новому миру. Невозможен мир с теми, кто понимает лишь язык силы и считает себя единственными избранниками Богов на всей земле.
Царица знала эльфов ближе, глубже, чем эта женщина… и была с ней более чем согласна. Она взяла руки Хекетджит в свои и проговорила:
– Боль твоего рода не останется без ответа. Боль обоих ваших родов. Но помогите мне исправить ошибку, которую допустили дети вашей крови.
Хекетджит и Каэб почти одновременно повторили слова клятвы, которую уже принесли ей когда-то.
* * *
Колдун бережно развернул переданный ему Амахисат отрез льна – чистейшего льна прекрасного качества, пропитанного болью настолько, что ткань потеряла свой изначальный цвет.
– Застывшее пламя жизни, – промурлыкал маг, проводя кончиками пальцев по тёмным пятнам засохшей крови, – одной чрезвычайно ценной для всех нас жизни…
Склонившись к ткани, почти уткнувшись в неё лицом, он по-звериному принюхался, вбирая в себя всё, что только мог узнать сквозь запахи. Это должен был быть особенный жрец – тот, кто сумел пройти посвящение в песках, выжить и сохранить разум. Драгоценная Серкат не выбрала бы себе в ученики кого-то случайного и уж тем более не передала бы ему древний жезл – тот самый, который теперь находился в руках мёртвого царевича.
– Пришла пора напомнить тебе, кто ты есть! – пропел Колдун, перенося ткань на алтарь, где всё уже было готово к ритуалу. – Ты ведь больше, намного больше, чем просто служитель Собачьего Бога… что бы ты там о себе ни думал…
Маг рассмеялся от сладостного предвкушения. Творить во славу любимого Бога было неизменно приятно. Найти брата в служении было приятно вдвойне.
Он опустился у алтаря на одно колено, положил ладонь поверх ткани, чувствуя угасающее тепло застывшего пламени жизни, которое могло так многое рассказать ему. Самка ша предусмотрительно выгнала щенков из святилища, и теперь вся кучка детёнышей теснилась где-то у входа, опасаясь заходить, но и чрезвычайно желая присоединиться к обряду. Оба священных зверя – и самец, и самка – величественно сели справа и слева от Колдуна. Маг не прогонял – звери передавали ему благословение Владыки Каэмит. С тех пор, как самка нашла его в этом храме, она стала неотъемлемой частью и постоянной участницей всей его ритуальной работы. А когда он снял защитный круг, то и самец присоединился к ним. С улыбкой Колдун посмотрел сначала на одну, потом на второго. Маленькая священная стая оживающего древнего храма…
– Он может стать как мы, если уцелеет, – мягко проговорил маг. – Но для этого нам нужно помочь ему…
Слова воззвания, древнего, первобытного, как сама песня жизни в жилах обитателей земного плана бытия, наполнили Святилище. В голосе Колдуна слились рокот пламени, скрытого глубоко под покровами зримого мира, и иссушающее дыхание песков Каэмит. Он пел о боли и трансформации, о том, как из разрушения привычных форм восстаёт нечто новое, могучее.
Но в тот миг, когда ритуал крови должен был проложить дорогу от его сознания к сознанию Перкау, что-то изменилось в привкусе энергий, в самой структуре обряда. Отчётливо Колдун ощущал присутствие Владыки Каэмит, но воля Его как будто изменилась и подтолкнула внимание жреца к чему-то иному. Распахнув глаза, маг вглядывался в огонь в алтарной жаровне, в которую должен был опустить часть пропитанной кровью бальзамировщика ткани.
В огне отчётливо проступили фигуры. Ша рядом с