Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Феррис!
«Возможно, что это посланец божий», – подумал Феррис.. Он уже намеревался было сосредоточиться на чем-нибудь ином, как вдруг обнаружил маленькое оконце высоко в стене, у которой он стоял. Значит, в конце концов, это все же один из охраняемых им пленников. И, словно в подтверждение его логического вывода, снова послышался голос, на этот раз так ясно, что Феррис немедленно узнал в нем свою хозяйку, миссис Вадингтон.
– Феррис!
– Мадам? – откликнулся Феррис.
– Феррис, это я миссис Вадингтон.
– Слушаю, мадам.
– Что вы сказали? Подойдите ближе. Я не слышу вас.
Феррис не привык, правда, к такого рода вещам, но, тем не менее, он великодушно поднялся на носках и, подняв голову по направлению к оконцу, повторил свои слова:
– Я сказал «слушаю, мадам».
– Ах! Вот как? Тогда торопитесь, Феррис!
– Торопиться, мадам?
– Торопитесь и выпустите нас.
– Вы хотите, чтобы я освободил вас, мадам?
– Ну, да!
– Гм!
– Что вы сказали, Феррис?
Феррис, опустившийся было на каблуки, так как ему тяжело было долго стоять вытянувшись на носках, снова поднялся на цыпочки.
– Я сказал «гм»
– Что он сказал? – послышался голос лорда Хэнстантона.
– Он сказал «гм», – повторила миссис Вадингтон.
– Что это значит?
– А я почем знаю? Я готова поверить, что он пьян.
– Позвольте мне поговорить с ним, – сказал лорд Хэнстантон.
Последовала маленькая пауза, а потом снова послышалось:
– Эй!
– Сэр? – откликнулся Феррис.
– Послушайте! Вы, там! Как вас зовут?
– Меня зовут и всегда звали Феррис, сэр.
– Так вот слушайте, Феррис, и постарайтесь уяснить себе, что я не такой человек, который позволит шутить над собою кому бы то ни было и при каких бы то ни было обстоятельствах! Когда эта уважаемая добрая леди приказала вам выпустить нас отсюда, вы ответили ей «гм». Отвечайте: так это или нет?
Феррис снова вытянулся на носки.
– Этим междометием, сэр, я хотел выразить овладевшее мною сомнение.
– Сомнение? Насчет чего?
– Насчет того, должен ли я выпустить вас, сэр.
– Не будьте идиотом, Феррис! Не так уж темно, чтобы вы не могли открыть дверь.
– Я имел в виду, сэр, препятствие, стоящее на моем пути, если принять во внимание, что я нахожусь в данный момент на особом положении.
– Что он сказал? – спросила миссис Вадингтон.
– Что-то такое об особом положении.
– А причем тут особое положение!
– Убейте меня, если я понимаю.
– Позвольте мне поговорить с ним.
Послышался звук какого-то тяжело передвигаемого предмета, за этим последовал гул от падения не менее тяжелого женского тела, а потом-стон человека, попавшего в беду.
– Я так и знал, что этот стул разлетится вдребезги, если вы станете на него! – сказал лорд Хэнстантон. – Как это обидно, что не с кем было биться об заклад!
– Тащите сюда кровать – ответила неукротимая женщина, стоявшая возле него.
Миссис Вадингтон потеряла приблизительно один квадратный дюйм кожи, содранной с правого колена, но такой пустяк не мог вывести ее из строя.
Послышался шум от кровати, которую лорд Хэнстантон волочил через всю комнату. Вслед затем раздалось жалобное гудение пружин, застонавших под невыносимой тяжестью. У окошка, игравшего роль громкоговорителя, появилась миссис Вадингтон.
– Феррис!
– Мадам?
– Что это значит? Почему вы находитесь на особом положении?
– Потому что я понятой, мадам.
– Что это такое?
– Я-представитель закона, мадам.
– Чего? – спросил лорд Хэнстантон.
– Закона – сообщила ему миссис Вадингтон. – Он говорит, что он является представителем закона.
– Позвольте мне поговорить с этим ослом!
Снова наступило безмолвие, в течение которого Феррис массировал ногу, занывшую от долгого непрерывного стояния на носках.
– Эй!
– Сэр?
– Что это вы за вздор мелете насчет закона?
– Я назначен на этот пост, требующий огромного доверия, полицейским, который на время ушел отсюда. Он дал мне точные инструкции: сторожить вас, сэр, и миссис Вадингтон и позаботиться о том, чтобы вы не могли бежать.
– Но, послушайте, Феррис! Даже для осла тоже существуют известные пределы. Возьмите же себя в руки и напрягите ту капельку мозга, которая у вас есть! Неужели вы действительно предполагаете, что я и миссис Вадингтон могли сделать что-нибудь дурное?
– Я не считаю себя в праве, сэр, вдаваться в размышления по вопросу, вами затронутому.
– Послушайте, Феррис! Давайте будем говорить практически. Если бы в современном человечестве не погас окончательно рыцарский дух, то вы из любви к искусству совершили бы такой подвиг и немедленно выпустили бы нас. Понимаете ли вы, что я хочу сказать, но, принимая во внимание, что мы живем в коммерческий век, я предлагаю вам: назовите вашу цифру!
– Насколько я понимаю, вы предлагаете мне взятку, сэр? Должно ли это значить, что за предлагаемое мне денежное вознаграждение я обязан обмануть доверие представителя закона?
– Совершенно верно! Итак, сколько?
– Сколько у вас есть, сэр?
– Что он говорит? – спросила миссис Вадингтон.
– Он спрашивает, сколько у вас есть.
– Чего?
– Денег.
– Он хочет нас шантажировать?
– Похоже на то.
Позвольте мне поговорить с ним.
Миссис Вадингтон очутилась у окошка.
– Феррис!
– Мадам?
– Вам не стыдно?
– Так точно, мадам.
– Ваше поведение меня удивляет и вызывает во мне отвращение…
– Совершенно верно, мадам.
– Начиная с этой минуты вы больше не служите у меня.
– Как вам будет угодно, мадам.
Миссис Вадингтон удалилась от окошка и начала совещаться со своим товарищем по несчастью.
– Феррис! – сказала она, возвращаясь к окошку.
– Мадам?
– Вот все, что у нас есть при себе, – двести пятнадцать долларов.
– Этого будет вполне достаточно, мадам.
Так вот, возьмите скорей и откройте дверь.
– Слушаю, мадам.
Миссис Вадингтон ждала, дрожа от волнения. Минуты бежали.
– Мадам! – послышался голос Ферриса.
– Ну, в чем дело?
– К сожалению, я должен сообщить вам, мадам, – почтительно сказал Феррис, – что этот полицейский, уходя, забрал ключ с собой.
Глава восемнадцатая
Джордж Финч потратил немало времени, пока он добился соединения по телефону с загородным домом миссис Вадингтон в Хэмстеде. И тогда он узнал, что Молли уже куда-то снова уехала. Один из слуг передал ему, что мисс Вадингтон приезжала в своем двуместном автомобиле, но через некоторое время вышла из дому и опять уехала.
– Очень хорошо! – сказал Джордж и повесил трубку.
Какое-то радостное чувство заполнило его душу, и он готов был прижать к груди все человечество. Если Молли поехала обратно в Нью-Йорк, то ее следовало ожидать с минуты на минуту, размышлял он. Грудь его бурно вздымалась, и даже