– На, пиши заявление, – как бы между прочим сказал он.

Лешино сердце подскочило до самого горла: он не ошибся, он в одной минуте от цели, ради которой пришлось изрядно поволноваться.

Леша взял протянутый листок.

– Что писать, Леонид Михайлович? – делая вид, что еще не понимает, о чем речь, спросил он.

– Как что? – Вешняков вытаращил на него изумленные глаза. – Заявление пиши.

– Какое заявление, о чем? – все еще играя в скромность, спросил Леша.

– Как это – какое?! – взревел Вешняков. – Заявление об уходе! Какое же еще? По собственному желанию, твою мать!

Далее последовало изысканно-витиеватое матерное ругательство.

Вешняков посмотрел на окаменевшего Гордеева и процедил:

– Че замер? Пиши, урод.

После этого он отвернулся к окну.

– Леонид Михайлович, я ничего не понимаю, – только и смог пробормотать Алексей, – я что-то сделал не так? Я допустил какую-то ошибку? Объясните, может быть, я могу все исправить?

– Ты допустил большую ошибку, чучело гороховое, – ответил уже спокойным голосом Вешняков, – когда решил, что сможешь переиграть меня, когда решил, что ты можешь разводить таких людей, как я и Грач. Ты думал, что тебе это с рук сойдет? Я думал, у меня нормальные люди работают, а не такие дебилы.

В эту минуту дверь, ведущая в комнату отдыха, приоткрылась и из нее показалась спортивная фигура Эдуарда Грача.

– Чего с этим чмом разговоры разводишь? – обратился бизнесмен к мэру, не глядя на присутствовавшего здесь Лешу Гордеева.

Алексей понял, что к нему непосредственно здесь уже никто не обращается, разговор ведут компаньоны-приятели между собой. Гордеева пробил внезапный озноб: они все знают.

– Пиши заявление, я сказал, – еще раз повторил свое требование Вешняков, – сейчас пиши, при мне, чтобы потом никаких больничных, никаких выкрутасов. Все равно уволю, ты хоть сто раз юристом будь, сто судов пройди, работать здесь не будешь. Так что пиши давай, времени нет.

Алексей не мог ничего написать – рука не слушалась команды мозга. Она дрожала, ручка выскальзывала из пальцев, суставы не гнулись, на лбу выступила испарина. Еще хуже сделалось, когда за стол для совещаний прямо напротив него сел Эдуард Грач. Когда-то много лет назад, когда Леша только-только пришел на работу к молодому амбициозному бизнесмену, Грач неизменно вызывал его восхищение. Его ум, его умение просчитывать все мелочи, организовывать подчиненных, использовать людей там, где лучше всего раскрываются их способности… И кроме того, особый дар внушать доверие партнерам, умение договариваться на всех уровнях… И еще Леше всегда нравилось его лицо: открытое, очень приятное, на котором главенствуют большие серо-голубые глубокие глаза с по-детски длинными ресницами. Сейчас Алексей смотрел на лицо своего бывшего босса, лишь на одну секунду встретившись с ним взглядом, и понял: ничего страшнее этого лица он в жизни еще не видел.

– Леша, не испытывай наше терпение, – сказал Грач, – что ты застыл как соляной столб? Ты затеял опасную игру, ты решил, что ты можешь манипулировать людьми, их бизнесом, их дружескими связями и взаимными интересами, так ведь? И все это во имя чего? Чтобы досадить Вадику, чтобы посеять раздор между мной и мэром? Или ты хотел рассорить меня с Вадимом? Чего ты вообще хотел? Молчишь? Да ты и сам не знал, чего ты хочешь! Ты просто старался сделать всем плохо.

– Но Эдуард Александрович, – прошелестел Гордеев, – Вадим погиб не из-за меня, вы же это уже знаете. Я не имею к этому никакого отношения…

– Да, Вадим погиб не из-за тебя, и с тобой я это обсуждать не собираюсь, – отрезал Эдик, – если б ты был в этом виноват, я бы тебя уже раздавил своими руками. Но ты взял на себя смелость встрять в мои партнерские отношения. Ты решил, что роль кукловода тебе к лицу. Тебе и этому контуженому дебилу Босому – мрази этой продажной. Ну и парочка: законник и аферист! Как вы только находите друга друга, а?

Грач встал из-за стола, посмеялся пару секунд и продолжил:

– Ты, Леша, неправильно оценил свои силы. Ты – часть планктона. Тебе всегда найдется замена. Ты даже не умен, раз не можешь трезво оценивать ситуацию и ставишь эмоции выше дела. И ты решил, что можешь управлять поступками таких людей, как я? Или как он? – Эдик указал на Вешнякова. – Ты болван. Но ты не просто болван, а такой, который заслуживает наказания. Твоя карьера закончена. С репутацией можешь попрощаться навсегда. Если у тебя есть хоть капля мозгов, вали из этого города, потому что здесь ты не получишь больше ни одного клиента. Я жду заявления в течение одной минуты, потом я сверну тебе челюсть. Будешь не только безработный, но еще и больной.

С этими словами Эдуард встал из-за стола, сложил руки на груди, и по его взгляду было понятно, что все, что он пообещал, сбудется немедленно.

Каким чудом Алексей ухитрился написать заявление, он и сам не понял: абсолютно негнущимися пальцами, да еще и с такой в дрожью в руках… Вешняков взял бумагу из его рук.

– Что-то почерк у тебя испортился, – издевательски заметил он, – с таким почерком на работу тебя больше нигде не возьмут. Иди, дурак, и никогда в жизни мне больше не попадайся. Манипулятор хренов.

На негнущихся ногах Леша кое-как дошел до своей машины, завел двигатель, сквозь застилающие глаза слезы он почти ничего не видел, и как он доехал до офиса Босого, сам не понял. Все было как во сне. В страшном, более чем страшном – кошмарном сне.

Но, войдя в кабинет Николая, он понял, что сон еще только начинается. Босой сидел бледный за своим столом, напротив него расположился тот самый исполнительный директор «Энкура», восточный человек с русским именем Александр. Кроме того, в кабинете находились два звероподобных существа с необъятными торсами и совершенно мертвыми, ничего не выражающими черными глазами.

– Алексей Михайлович, – радостно воскликнул Александр, – как хорошо, что вы пришли! А мы уж думали за вами посылать.

Гордеев только и успел сделать молниеносное движение глазами в сторону двери, как два монстра, преградили ему путь к отступлению.

– Теперь, когда мы все вместе, – продолжал глумиться представитель «Энкура», – можем начать наше совещание. Вы, Алексей Михайлович, присвоили себе функции, вам не свойственные, чем сильно задержали реализацию коммерческих проектов организации, которую я представляю. А вы, Николай Алексеевич, не разобравшись, всячески способствовали этой проволочке. Мы потеряли деньги, господа, и это очень прискорбно. Леонид Михайлович готов к сотрудничеству. А вот вы, видимо, не понимаете, насколько ваше вмешательство задержало реализацию наших проектов во времени. А время, сами понимаете, – это деньги.

Александр повернул голову к Босому и уставился ему прямо в глаза:

– Ведь вас, Николай Алексеевич, уже один раз предупреждали, что не нужно пересекать ваши интересы с известным вам лицом?

– Я не знал, кто стоит за всем этим, – просипел Босой.