есть левый троцкизм, правый, и доставка заказа: неотроцкизм! и всё это на полном серьезе… пипл хавает… Наверное Арагон прав — пропаганда очень важна, нужна «Юманите».

С уважением,

Валерий Полозюк

Книга «Клевета на Красную Армию (историография 1941-го года)» доредактирована.

2 декабря, 2022 https://p-balaev.livejournal.com/2022/12/02/

За ночь сегодня закончил. Почти чистовой вариант.

Если есть желание прочесть до выхода бумажного варианта (примерно в марте) — https://p-balaev.livejournal.com/1611763.html.

Можно отдышаться и приступать к следующей обещанной.

ГНИЕНИЕ. СССР после Сталина

«ГНИЕНИЕ. СССР после Сталина». Глава 1. Предки. — Черновые отрывки из будущей книги.

4 декабря, 2022 https://p-balaev.livejournal.com/2022/12/04/

Приморский край, Хорольский район. Село Хороль основано выходцами из Полтавской губернии в 1891 году, там, откуда они приехали, есть река Хорол и небольшой городишко Хорол. Почему в названии появился мягкий знак, точно сказать нельзя. Вероятней всего, влияние и русской части переселенцев. На запад от Хороля, по трассе Хороль–Черниговка–Спасск–Дальний (Черниговка — тоже из Украины), в 12 км находится село Ленинское. Первые поселенцы, основатели села, тоже были выходцами из Украины, но уже из Восточной ее части. Точнее, это были демобилизованные красноармейцы 3-го полка связи, дислоцировавшегося в Харькове. В 1930 году приехали первые поселенцы, основавшие коммуну. В начале 30-х к ним потянулись еще земляки из Украины.

Это и был, как я полностью уверен, Голодомор, когда население Республики заметно сократилось. Именно в 30-е годы села Приморского края, даже те, которые были основаны при царях, получили большой приток украинского населения. В моем родном Ленинском очень долго изживались украинизмы в говоре местного населения, больше того, перед тем, как они начали изживаться, русское и мордовское население села заразилось, если можно так выразиться, украинизмами. У нас и парней поколение моих родителей называло парубками. А насчет «шо ты робишь», «було» и всяких гэканий — полным полно.

Современные коммунизды, подыгрывая всему, подобному Обществу «Мемориал», теперь придумывают причины «Голодомора», пытаясь оправдать Сталина. То у них происки троцкистов, то ленивые первые колхозники, то ржа и спорынья, сожравшие вместе с саранчой урожай. Ситуация примерно такая же, как я считаю, как и с массовыми расстрелами 37-го года. На Украине села ополовинились, зато на Дальнем Востоке наполнились, но «колонизаторов» путем нехитрых махинаций, выставляя в музеях Голодомора фотографии голодающих американцев, да придумывая байки и умерших от голода родственников, съевших собственных детей, включили в число умерших от голода. Но это другая тема.

Первые поселенцы будущего села Ленинское основали коммуну, назвали ее «Имени 3-го полка связи». Вот что значит — армия Ворошилова, даже после демобилизации красноармейцы гордились службой в ней, своим полком.

Место выбрали удачное для коммуны. Небольшая низина, с севера и юга — невысокие Хорольские сопки, с востока, пересекая перпендикулярно дорогу к Хоролю — наша речка. Ее названия нет ни на одной карте, безымянная, в самом широком месте — метров 10, и метра полтора глубиной в самом глубоком месте. Но разливается в весеннее половодье на полкилометра по обе стороны русла. Вот на границе разлива коммунары и поставили первую улицу. А вокруг — луга и луга, до самых сопок, на десяток километров. Паши — не хочу. Раздолье для крестьянина. Правда, земля жидковатая, в основном суглинок, ближе к сопкам — с камешками, но зато — много. Прорва ее в приханкайской низменности. Есть еще минусы — зона лесостепная, на сопках растительность — дубки и березки, в основном, толщиной в нормальную руку взрослого человека, да заросли лещины. Строевого леса, даже леса дровяного по сути нет.

И 200 километров до моря, климат муссонный. Не так, как на Бали, конечно, но со своим сезоном дождей и засухами. Именно тогда, когда нужен дождь — сухо, а когда не нужен — неделю лить будет. Но приспосабливались, главное — земля. Нормальные яблоки вырастить нельзя — вымерзают. Летом 30 градусов жары при влажность 90%, зимой 30–40 мороза при такой же влажности. Это трудно словами описать, это почувствовать нужно. Я срочную служил недалеко от дома, в Спасске-Дальнем, там такой же климат, летом во время принятия присяги на плацу у нас парни из Туркмении штабелями в обмороки падали от тепловых ударов. Со мной якуты учились в институте, так для них первая зима в Приморском крае была откровением. Они до Приморья не знали, что такое настоящий колотун. Но привыкнуть можно ко всему.

Мой дед по отцу приехал с семьей в эту коммуну в 1932 году, когда она стала преобразовываться в колхоз, после раскулачивания. Точнее, не моего деда раскулачили, а его деда, моего прапрадеда. Мой дед, Павел Карпович Балаев и его пять братьев, росли сиротами при своем дедушке. Отца убили в 1905 году, как мне Павел Карпович рассказывал, он был эсером, простым крестьянином, конечно, но эсером. Во время какой-то заварушки жандармы застрелили. Мать умерла вскоре при родах, ненадолго пережила мужа. До 1917 года — нищета нищетой. Ходили и «кусочничали», как Павел Карпович говорил, побирались иногда. Зимой не в чем было на улицу выйти — одна пара валенок на всех шестерых ребятишек. По нужде по очереди ходили в мороз в этих валенках. Школа в их селе, а это село Старая Каштановка Пензенской губернии была церковно-приходская. Дедушка Павел Карпович ходил в нее несколько дней летом, а потом поп-учитель увидел, как мой дед, тогда пацаненок, катается на поповской козе. После этих «скачек», на первом же уроке — линейкой по пальцам пацану, кожу рассекло. Дед убежал из школы, так и остался неграмотным, пока не попал в Красную Армию.

В 1917 году, сразу после Октября, крестьяне Старой Каштановки переделили землю кулаков и местного помещика. Братья в семье были уже в возрасте вполне работников, землю нарезали по числу работников, Балаевым нарезали внушительный кусок. И мой прапрадед, как только началась Гражданская война, отправил троих внуков, самых старших, в Красную Армию. Ждать Деникина и отдать землю назад? Хрен этому Деникину!..

* * *

…И семья за считанные годы сначала выбилась из нужды, а потом стала богатеть. Помогало еще то, что властный дед не позволял своим внукам, уже начавшим обзаводиться семьями, отделяться. Жили одним домом, постепенно выстроив большой пятистенок с комнатами для каждой семьи и несколькими печами. Такой суррогат колхоза. Или еще точнее — суррогат коммуны. Конечно, в одном хозяйстве несколько баб, жен братьев моего деда — это еще та постоянная собачья грызня. Хоть глава