Огонек видел, как серый орел опустился на дальнем уступе и издал вслед удирающим Темным яростный клекочущий крик. Затем он ударился о землю и превратился в Артема.

На этот раз победа была полной.

На подступах

29 сентября 2015, 19:01

Багровое зарево растеклось над испуганно затихшим Судаком, как кровавое цунами, и крошечное солнце бледным пятном скользило за столбами дыма. Над грязным зеркалом моря в душном безветрии таяла полоса лазурного неба. Тело каменного голема в центре города рассыпалось на мелкие глыбы и медленно растаяло в воздухе; под ним догорали руины хостела. Чад пожара стелился над крышами, затягивал город грязно-серым покрывалом, над которым одиноко плыла черная гора с зубчатой крепостной стеной на вершине.

Пока взрослые врачевали раненых и подсчитывали потери, Огонек и Лина улеглись на краю обрыва и наблюдали за городом, для развлечения бросая вниз камешки. Голова мальчика была туго забинтована. Ребята видели, как над горой плыли черные клочья тьмы, как в небе над замком кружили десятки темных точек. Враг получил отпор – и отдал инициативу Светлым, укрывшись за крепкими стенами.

– Твой папа все еще там? – спросила Лина.

– Да, остался для особого задания. Так сказала мама.

– И когда он вернется?

– Когда будет нужно. Это секретное дело.

– Почему секретное?

– Чтобы враг не разнюхал.

– У нас же здесь нет Темных, – поразмыслив, сказала Лина.

Ярик не ответил. Он смотрел на гору вдали. Где-то под ней находился Золотой Чертог, о котором говорил Артем.

– «Золотой нити» больше нет, – вспомнил он. – Ты свободна. Наверное, тебя теперь отправят отсюда.

– Почему это? – возмутилась девочка.

– Ты сегодня уже чуть не погибла.

– Ну и что! Я не боюсь!

– Я знаю, ты смелая, – кивнул Огонек, – но еще мелкая. Вырастешь – станешь как Валя. А сейчас на тебя наступит кто-нибудь, и останется мокрое место.

Лина подпрыгнула от возмущения:

– Сам мелкий! Ты ничего про меня не знаешь! Думаешь, раз ты чей-то там потомок – тебе теперь все можно, да?

– Тише, тише, чумовая…

– Мне всего на два года меньше, чем тебе! А девочки умнеют быстрее мальчишек!

Земля под ногами словно вздохнула, и дети замерли, испуганно глядя друг на друга.

– Слышала?

– Что это?

– Глянь! Вот там, в море!

Над городом прокатился глухой рокот. Из моря медленно вставала размытая дымами гигантская фигура. Новый голем был зеленовато-белым, слепленным изо льда, морского мусора и водорослей. Его суставы глухо постукивали, словно бильярдные шары, – и этот звук далеко разносился в вечерней тишине.

– Какой огромный! – крикнул Ярик.

Голем постоял в море, словно дожидался, пока стечет вода, и затем двинулся к подножию горы. При каждом шаге земля мелко вздрагивала. Чайки вились над его головой, склевывая налипшую мелкую рыбу.

– Смотри, – прошептала Лина, – смотри, там еще один!

Второй голем приближался с запада, из-за гор. Издалека он походил на странного человека, гуляющего в холмах. Сухой дерн вместе с широкими ломтями земли обваливался у него под ногами, открывая взорам гранитный бок скалы. Этот циклоп был собран из красно-серых глыб мрамора.

Два гиганта замерли на своих местах: один преграждал путь к горе со стороны моря, второй блокировал дорогу к крепости из центра города. Дымное марево заходило волнами – воздух пришел в движение от их шагов. Над ледяным монстром плыли облачка пара; но, несмотря на теплую погоду, великан и не думал таять.

– Бежим, найдем Артема! – крикнул Огонек.

На скальном уступе Светлые развернули импровизированный штаб. Скиф, Валя, Нелли и Артем собрались у развернутой на камне карты крепости и горячо спорили о чем-то. Конечно, все в лагере уже видели големов, и оптимизма это зрелище никому не прибавило.

– Локи входил в крепость через главные ворота, – вслух размышляла Валентина, – у них нет собственных укреплений – лишь те, что оставили строители замка. Вот здесь, к востоку от ворот, участок стены был когда-то разрушен. Темные его успели восстановить – но он явно менее прочный.

– Будем ломать, – кивнула Нелли.

Локшин согласился, но предложил отвлекающий маневр:

– Пусть наши основные Силы наступают с моря, вдоль пляжей. Пока Темные будут заняты отражением этой атаки, несколько самых сильных бойцов ударят с севера и окажутся внутри.

– Допустим, – кивнул Скиф, – что насчет големов?

– Такую силу можно сломать только силой.

– Наши силы с утра уменьшились вдвое.

– Добровольцы продолжают подходить, – напомнил Артем.

– Совсем немного. Больше двух сотен нам не выставить, даже если взять легкораненых.

– Воюют не числом, а умением, Андрей.

– Может, пару дней подождем? Вылечим раненых, соберем подкрепление?

Нелли поймала быстрые взгляды Инквизитора – на Скифа, затем на сидевшего в сторонке Огонька и, наконец, на нее. Она выдержала пристальный взгляд Артема – и тот отвел глаза.

– У нас нет двух дней, – Локшин облизнул сухие губы, – даже одного нет. Атаковать надо сегодня ночью, завтра будет поздно.

– Почему? – спросил Скиф.

«Артем надеется, что Ярик пойдет в Золотой Чертог с ним, – подумала Нелли. – Все эти дни он так старался подружиться с ним».

«Герда надеется, что Ярик отведет к Сердцу Сумрака именно ее, потому что она его мать», – подумал Артем.

– Завтра утром, – он решил быть откровенным, – я должен дать полный отчет в Москве. Лгать больше невозможно. Кролевский поймет, что я скрыл от него правду, – и меня ждет суд. Нас всех ждет суд. Инквизиция нагрянет сюда большими силами, и все закончится.

* * *

Огонек шагал через лагерь. Он видел мужчин и женщин, готовившихся к бою. Почти все они были одеты в гражданское: так могли бы выглядеть обычные прохожие на улице. Молодые, полные здоровья – хотя некоторым сотни лет от роду. После утренней стычки шуток и подначек стало меньше – но страх не чувствовался. Никто из дозорных не боялся идти на смерть. Под сенью деревьев на краю лагеря лежали на одеялах раненые.

Неприкаянный Огонек добрел до штаба и сел на камень поодаль, понуро глядя на взрослых. Он ощущал пустоту в животе, но есть не хотелось. Мысли путались и неизменно сворачивали к крепостной башне на вершине горы. Что, если взять с собой Артема или маму – и пробраться туда вдвоем под покровом ночи? Огонек чувствовал отчаяние от мысли, что кто-то будет умирать из-за него.