Франк возвратился домой в 19 часов. Сама же Миновал покинула из дома Селиг в 20 часов, на момент её ухода Лео Франк оставался дома.

Следующая часть показаний связана с рассказом Минолы о событиях воскресенья 27 апреля. Свидетельница утверждала, что появилась на кухне Селиг около 8 часов утра, приготовила завтрак и в 08:30 позвала обитателей дома к столу. В гостиную спустились Эмиль и Жозефина Селиг, а также их дочь Люсиль, жена Лео. Только тут Минола узнала, что самого Лео дома нет [напомним, он уехал с полицейскими в морг для опознания женского тела, найденного в подвале карандашной фабрики]. Минола обратила внимание на то, что Люсиль не притронулась к еде, хотя её родители позавтракали как обычно.

В тот день Лео Франк появился дома к обеду. После обеда все четверо — супруги Селиг и чета Франк — принялись обсуждать происшествие на карандашной фабрике и кто-то [кто именно, Минола не запомнила] произнёс, что, мол де, это была еврейская девочка. Никаких имён при этом не называлось и непонятно было, являлось ли сказанное вопросом или утверждением. Но по смыслу разговора речь шла о Мэри Фэйхан.

Важные события воскресенья этим не были исчерпаны. В тот же день Люсиль поделилась с Минолой историей о том, что произошло между нею и мужем в субботу вечером, т. е. 26 апреля, в день убийства. Оказывается, в тот вечер Лео напился, причём до такой степени, что Люсиль отказалась ложиться с ним в постель и… легла спать на полу, на ковре у кровати. Это сообщение объясняет разговор, произошедший утром 27 апреля в присутствии полицейских, когда зашёл разговоров о «глотке виски» [дабы похмелиться], а Люсиль довольно невежливо отрезала, заявив, что виски в доме нет. Благодаря «стейтменту» Минолы подтекст случившегося стал понятен.

Воскресные откровения Люсиль этим не ограничились. Она рассказала Миноле о том, что муж накануне вечером — т. е. в субботу 26 апреля — заявил ей о желании покончить с собою, якобы Лео попросил её раздобыть пистолет и не препятствовать суициду. О причине столь неожиданного выбора он с женою говорить отказался. Минола заявила, что слышала, как Люсиль передала содержание этого разговора матери, т. е. Жозефине Селиг.

Следующая важная часть заявления свидетельницы связана с событиями вторника 29 апреля. В тот день Лео Франк неожиданно произнёс, обратившись к Миноле: «Всё это очень плохо, Минола, мне, возможно, придётся отправиться в тюрьму из-за этой девочки, а ведь я ничего о случившемся не знаю» (дословно: «It is mighty bad Minola, I might have to go to jail about this girl, and I don’t know anything about it.») В тот день Франк действительно был взят под стражу, стало быть, за несколько часов до задержания он уже понимал, что находится под подозрением.

После этих воспоминаний, изложенных в произвольной форме и даже не в хронологическом порядке, Миноле были заданы кое-какие наводящие вопросы, ответы на которые интересовали следствие. Отвечая на них, свидетельница сообщила, что никогда не слышала от Люсиль Селиг Франк какие-либо слова или высказывания, из которых можно было бы заключить верит ли она в обвинения в отношении мужа. Далее Минола заявила, что ей неизвестна причина, по которой Люсиль долгое время не навещала арестованного супруга. Но комментируя помещение Лео Франка под стражу, Люсиль говорила Миноле: «Разве не ужасно то, что он под замком, Минола, я не знаю, что мне делать» (дословно: «Wasn’t it mighty bad that he was locked up, Minola, I don’t know what I am going to do.»).

Отвечая на вопрос о зарплате, получаемой в доме Селиг, Минола МакНайт сообщила, что после ареста Лео Франка выплаты увеличились. Ставка Минолы составляла 3,5$ в неделю, однако, в мае ей платили один раз 6,5$, а в другой раз — 4$. Кроме того, как-то раз Люсиль дала Миноле 5$ «просто так», то есть не за выполненную работу, а для завоевания расположения прислуги. Минола именно так это и истолковала, заявив с своём «стейтменте»: «Я поняла, что это был совет мне помолчать. Они [супруги Селиг и Люсиль Селиг Франк] говорили мне, чтобы я следила за тем, что болтаю (…)» (дословно: «I understood that it was a tip for me to keep quiet. They would tell me to mind how I talked (…)»).

После этого последовало несколько прямых вопросов, заданных, судя по всему, либо солиситором Дорси, либо нотариусом Фебруари [фамилия спрашивавшего в документе не была указана]. В частности, служанку спросили, почему она отказывалась взаимодействовать с правоохранительными органами и «предпочла», чтобы её заперли под замок, неужели из-за того, что Люсиль просила её об этом? Минола ответила утвердительно. Другой вопрос касался того, оказывалось ли на свидетельницу воздействие со стороны лиц, присутствовавших в кабинете Речь шла о детективах Пикетте (Pickett), Крейвенсе (Cravens), Кэмпбелле (Campbell) и человеке, задавшем этот вопрос [он себя не называл и кто это не совсем понятно]. Минола ответила отрицательно.

Члены семьи Мэри Фэйхан: тетя Мэтти (Mattie), младшая сестра матери; мать Франсиз (Frances), старшая сестра Олли (Ollie).

Наконец свидетельнице задали последний вопрос и он представляется настолько любопытным, что его имеет смысл воспроизвести дословно: «Вы делаете это [заявление] по собственной воле и согласны с их присутствием [речь о поименованных выше лицах] и в присутствии мистера Гордона, своего защитника?» («You make it of your own free will and accord in their presence and in the presence of Mr. Gordon, your attorney?»). И Минола также ответила на этот вопрос утвердительно.

Но мы совершенно точно знаем, что Джордж Гордон, адвокат Минолы МакНайт, при оформлении ею «cтейтмента» не присутствовал, хотя и находился буквально в нескольких метрах за дверью кабинета! Эта мелочь весьма выразительно показывает то, как обделывались дела полицией Атланты в ту пору. Полиция нарушала права граждан, держала свидетеля под замком, самыми циничными приёмами препятствовала встрече с адвокатом, а нотариус фактически покрывал эти нарушения, фабрикуя недостоверные документы за своей подписью. O tempora, o mores!

Как видим, «стейтмент» Минолы МакНайт бросил на Лео Макса Франка тень очень опасного подозрения. Из этого документа видно, что между супругами в ночь с 26 на 27 апреля — то есть сразу после убийства Мэри Фэйхан — произошёл некий разлад, закончившийся тем, что муж напился виски, а жена отказалась разделить с ним ложе и легла на ковре в спальне. То есть как бы рядом, но не вместе. Затем последовал странный разговор, в ходе которого Лео Франк заявил супруге о намерении