понимали, почему мы не пытались бежать, когда догадались, что они находятся внутри нашего дома. Это можно было бы сделать, потому что они были полностью заняты обыском дома, не думая о том, что происходит на улице. Кто же их учил?

Прежде чем собрать свои вещи, я в тишине прочитал приказ об аресте. Мне бросились в глаза противоречия, которые совершенно очевидно должны были возникнуть между Главным федеральным прокурором, Федеральным верховным судом и следственным судьей при выдаче приказа. Я увидел здесь возможную за цепку для протеста против моего незаконного задержания, чтобы достичь отмены ареста, Я пообещал Бригитте, что скоро снова буду дома. Она хотела сообщить о случившемся моему адвокату доктору Фридриху Вольфу, который пока не отвечал на телефонные звонки. Я попрощался с женой.

Клаус и Бюргер шли со мной к машине, которая была взята на прокат. Может, так правда можно сэкономить деньги. Мы тронулись. Так как я явно был единственным в машине, кто ориентировался на местности, я показал им кратчайший путь через город. Они слепо следовали.

В главном управлении они отвели меня на самый охраняемый этаж, где располагались отделы госбезопасности. Между тем было уже 3 часа дня. Клаус и Бюргер все еще ничего не ели. Недолго думая, они предложили пойти мне в близлежащий ресторан. Почему я должен был отказываться? И мы пошли.

В коридоре мне навстречу шел высокий, худощавый человек. Он представился старшим прокурором Шульцом. Он вел себя дружелюбно, но производил впечатление достаточно надменного типа. Он едва мог скрыть ликование по поводу моего задержания. Мне он не понравился; я еще доставлю ему настоящую радость.

Когда я, Клаус и Бюргер расположились в соседнем китайском ресторанчике, появился и старший прокурор. Он начал уговаривать меня еще во время еды. Взволнованно он требовал, чтобы я назвал пока неизвестные источники Главного управления разведки в Федеративной Республике. Он взывал к моему гражданскому долгу и описывал преимущества статьи 153е уголовно-процессуального кодекса.

Я напомнил ему о том, что невольно являюсь гражданином ФРГ только в течение 15 часов и отказываюсь от отпущения грехов, обещанного в случае «деятельного» раскаяния. Впрочем, я считаю ресторан неподходящим местом для обсуждения серьезных вопросов. Я вообще не хотел разговаривать с этим человеком и замолчал. Он продолжил свой монолог, размышляя теперь о «незаконных действиях» моей службы. Человек оказался не просто наивен — он вообще нс имел ни малейшего представления. Когда я не ввязался с ним в полемику, лед нашего общения не только не тронулся, — к чему стремится любой ловкий собеседник, желая достичь хоть чего-нибудь в разговоре, — но стал напоминать гренландский. Два сотрудника БКА молча наблюдали сцену.

После возвращения в главное управлению старший прокурор пропал из виду, очевидно осознав, что своей отчаянной напористостью, исключил всякую возможность взаимопонимания.

Теперь начались формальности. Сотрудники спросили мои анкетные данные и составили протокол задержания. Г-н Клаус и г-н Бюргер пытались дозвониться до моего адвоката. Наконец позвонила Бригитта. Она была явно взволнована, произнося: «Доктор Фридрих Вольф будет завтра в главном управлении в 9 часов».

Между тем уже наступил вечер. На ночь я отправился в обычную тюрьму. Обращались со мной там, как с преступником. По пути в камеру было слышно, как шумят арестованные дилеры и пьяницы. Мое настроение ухудшилось до предела в тот момент, когда я, лишенный каких бы то ни было предметов, оказался в одиночной камере. Было ли это шоковой терапией или они просто не могли обеспечить мне другое размещение? Если они таким образом хотели смягчить удар, то достигли ровно противоположного.

Утром 4 октября появился мой адвокат доктор Фридрих Вольф. Мы обсудили дальнейший план действий. Я отклонил любую возможность обращения к статье 153 уголовно-процессуального кодекса и сказал ему, что заявлю то же самое перед следственным судьей и Верховным судом.

Прочитав еще раз приказ об аресте, мы оба пришли к мнению, что он может быть отменен. Я также счел вполне вероятным более длительное заключение и попросил поддержать мою жену. Мы попрощались. Около 11 часов я должен был быть доставлен на вертолете из Темпельхофа в Карлсруэ и в 15 часов предстать перед Верховным судом и следственным судьей. Вольф не мог меня сопровождать, у него были дела в Берлине. В дальнейшем мне пришлось справляться без адвоката.

Постепенно я проголодался. Я подарил себе тюремный завтрак в камере. В сопровождении двух служащих БКА я пошел в офицерскую столовую, сам заплатил за булку и с трудом запил кофе торжественное сообщение прессы о моем задержании.

Незадолго до отъезда в аэропорт я узнал, что полковник в отставке Бернд Фишер, бывший руководитель отдела I Главного управления разведки (госаппарат ФРГ) и шеф группы дешифровщиков ГУР, полетит на вертолете вместе со мной. Мне дали понять, что нам не разрешается говорить о каких-либо делах. И хотя мне было горько оттого, что Бернд тоже арестован, я радовался другу, который был на моей стороне.

Вертолет взлетел. В нем находились два «преступника», четыре сотрудника БКА и два пилота. Даже если бы у моего адвоката было время, для него бы не нашлось в вертолете места. Внутри было слишком тесно, неудобно и шумно — тем не менее я наслаждался видом. Я первый раз летел на такой машине и рассматривал с высоты птичьего полета знакомую мне территорию бывшей ГДР, которая была теперь нанесена на географическую карту Федеративной Республики Германии. Ровно в 15 часов мы приземлились около Верховного суда. Огромное количество журналистов и фоторепортеров удивляло и сбивало меня с толку. Десятилетиями я по возможности избегал такой публичности — теперь я должен был к ней привыкнуть.

В этот момент я принял окончательное решение: ни слова!

Два сотрудника БКА сразу отвели меня в кабинет следственного судьи Клауса Детера. Лично я с ним знаком не был, но слышал его имя от арестованных разведчиков. Во время допросов он вел себя очень достойно и корректно.

К моему удивлению он сообщил мне, что в соседней комнате ожидает адвокат доктор Гунтер Видмайер. Я могу с ним поговорить и затем принять решение, будет ли он представлять мои интересы в качестве защитника. Откуда вдруг появился адвокат? Кто ему позвонил?

Во время разговора с доктором Видмайером между нами проскочила та самая искра: мы быстро пришли к единому мнению по поводу стратегии защиты. Я подписал доверенность. Наверняка доктор Вольф проинформировал своего коллегу, чтобы эта авантюра не обернулось мне боком в отсутствии юридической помощи.

В своей книге «Проигранные процессы 1954–1998 годов» Фридрих Вольф поясняет все взаимосвязи: «Я