Ванзаров встал и отдал официальный поклон.

— Благодарю вас. Надеюсь, министр Плеве не посетит открытие сезона в Павловске?

— Об этом никто не должен знать. Включая павловскую полицию… Чем еще могу вам помочь, Родион Георгиевич?

— Прошу вас, чтобы офицеры московского летучего отряда не слишком сильно били наших филеров. Они нам еще пригодятся.

И Ванзаров вышел из кабинета. Ратаев остался неподвижным. Неизменно, как призрак, появился господин в черном.

— Ротмистр, у вас есть уверенность, нет — есть ли гарантия, что ситуация целиком под нашим контролем? — спросил его Ратаев.

— Так точно, все донесения говорят, что…

— Да к свиньям собачьим ваши донесения! — рявкнул Ратаев. — Я спрашиваю: вы лично даете мне слово офицера?

— Так точно, — господин в черном вытянулся в струнку. — Все готово. Не извольте сомневаться в успехе.

Когда дверью в святая святых криминалистики нагло шваркнули, Аполлон Григорьевич бровью не повел. И не счел нужным оглянуться. В такое время такое поведение мог позволить себе только один представитель человеческого рода. Не глядя, ему было указано располагаться, где он сочтет нужным, в чайнике, если желает, отличный чай.

Гость знал, какой именно чай бывает в чайнике в такой час у Лебедева. Впрочем, сегодня напиток был кстати. Ванзаров налил на донышко чашки коричневый напиток, пахнущий дубом и карамелью. Три маленьких глоточка мягким шелком легли ему на сердце и душу. Лебедев не мог оторваться от колбы, в которой нагревалось нечто на газовой горелке.

— Сгораете от нетерпения, друг мой?

— Весь выгорел, — ответил Ванзаров. — Остался пепел и пурпур.

— Ничего-ничего, выйдем из тьмы. Не в таких переделках бывали, — Лебедев тщательно мешал стеклянной палочкой раствор.

— Может быть, великий чародей Просперо явит новое чудо криминалистики?

Аполлон Григорьевич выключил горелку, стукнул палочкой по колбе, сказал «ага!» и чиркнул в лабораторный дневник.

— Второй раз в одну лужу не садимся, — сказал он, усаживаясь напротив Ванзарова на табурете и наливая полчашки «чая». — Прежде всего, хорошенько прощупал вашу девицу.

В один глоток чашка опустела, Лебедев втянул носом воздух и взялся за сигарку. Продолжение не заставило себя ждать.

— У нее вывих на правой руке, мышца порвана. Не пойму, как барышня умудрилась. Не спортом же занималась.

— Гимнастикой, — сказал Ванзаров. — Отчим готовил к победам на женском турнире гимназий.

— Зачем же так над ребенком издеваться?

— Он считает, что воспитать надо сильную личность. Будущую учительницу женской гимназии.

Лебедев выпустил тираду, от которой уши городовых свернулись бы в трубочку. Криминалист был вовсе не против учительниц и женских гимназий. Он слишком остро чувствовал несправедливость. Особенно когда страдали беззащитные и невиновные.

— В остальном порадовать нечем, — сказал Аполлон Григорьевич, перейдя на печатный слог. — Все тот же состав, что в первой жертве. Вынужден признать: перед ним я бессилен. Нужны эксперименты.

— И жертвы, — добавил Ванзаров.

— Какие жертвы?

— Жертвы науки. Те, на ком будут испробованы разные варианты состава.

— Да за кого вы меня принимаете, коллега?!

Возмущение было немного наигранным. В самых потаенных закутках души Лебедев был не прочь поэкспериментировать. Научный интерес хуже алкоголя, затягивает безвозвратно.

— Что про надрезы скажете? — спросил Ванзаров, сворачивая с опасной тропинки.

— Не скажу, что аккуратно, грубоватые, далеко не опытной рукой.

— Аполлон Григорьевич, а какое помещение нужно, чтоб подобное сделать? Хирургическая?

Лебедев покачал головой.

— Любое помещение сгодится. Это же не операция. А вы что раздобыли?

Ванзаров предпочел бы не языком шевелить, а лечь прямо на соблазнительный диванчик. Все-таки чай слишком успокаивает.

— Я знаю, какой знак будет вырезан на третьей жертве, — сказал он.

— Предполагаете, будет новая жертва?

— Неизбежно. И мы не сможем помешать.

— Не будем о грустном, — Лебедев заглотнул новую чашку и подлил Ванзарову. — Что за знак?

— Змея.

Ответ не слишком занятный, Лебедев явно ожидал большего. Он скривился.

— При чем тут Змея?

— Психологика, — нарочно сказал Ванзаров ненавистное слово. — Первая жертва была утыкана ветками, как гривой, и на груди у нее был вырезан астрологический Лев. На второй кожа подрезана, как завитки меха, и знак Овна. Если сложить Льва с Овном, то третьим знаком должна быть Змея.

— Но такого астрологического знака нет!

— Он и не нужен. Эти три животные — Химера. Химера Ликийская. Голова льва, тело козы, хвост змея. Хоть это игра, но игра со смыслом. Нас готовят к чему-то неизбежному.

Аполлон Григорьевич был серьезен. Настолько, что смял и бросил сигарку.

— Кто это может быть? — спросил он. — Опишите его портрет, вы же мастер на такие фокусы.

— Только ради вас, — согласился Ванзаров. — Это необычный человек. Он тщательно готовится: газеты на месте дневников Горжевского, отсутствие зацепок. Умен, целеустремлен, знаком с медициной, идет к известной только ему цели. Что очень плохо.

— Почему?

— Непонимание нами его цели не позволяет его найти. Хуже другое: он не боится, что мы его найдем.

— Это как понимать?

— Отпускает жертв, зная, что они ничего не скажут… Но все равно сделал одну ошибку. Точнее, две. Точнее, три. Осталось понять, как это использовать.

— Какие ошибки, признавайтесь?

— Пока не скажу…

Голодному зверю, у которого отняли кость, надо было бросить что-то в замену.

— Зато я уже знаю, для чего был устроен пожар в мертвецкой, — сказал Ванзаров.

— Ну, сразите окончательно! — потребовал Лебедев.

— Чтобы замести следы.

Криминалист плюнул с досады. Впрочем, пол в лаборатории терпел и не такое.

— Жулик вы хитрый, — сказал Лебедев, опустошая чайник. — Не понимаю, почему я вас до сих пор терплю.

Ванзаров ощутил в теле такую лень, что бороться с ней следовало немедленно. Например, дойти пешком до дома. Нехотя он слез с табуретки.

— Все не так весело, как кажется, — сказал он.

— Это почему же?

— Аполлон Григорьевич, вам я скажу. Но держите это при себе. Кажется, меня втянули в дело, в котором мне предназначена роль жертвенной овечки…