Что ж, если до поездки в Нью-Йорк я готова была дать нашим отношениям с Адрианом шанс, и делала все, чтобы решить все бизнес-проблемы мирным и безболезненным путем для обоих, то теперь я буду вынуждена снова сменить тактику. Так сказать, пробудить в себе ту самую «акулу», которая просто вгрызается в противника зубами и терзает его до тех пор, пока он не превращается в бездыханное месиво внутри её пасти. Естественно, я рассуждаю образно. И прекрасно понимаю, что Адриан – это огромный, непобедимый кит, который не по зубам даже самой хищной и жестокой акуле.

Поэтому, мне лучше включить мозги и отключить все эти вибрирующие и клокочущие в каждой клеточке организма эмоции, безрассудно поддавшись которым, я вновь могу совершить грубые ошибки.

Мне нужно не так много: быть хитрой, вернуться к изначальному плану по уничтожению Адриана. Сделать так, чтобы ублюдок просто исчез из моей жизни, оставив мне мою работу и прежние достижения, «мечту» в конце концов. Задача проста. Остается просто задушить эту раненую, уязвленную, влюбленную девочку внутри меня, что сгорает от агонизирующей ревности, и бережно лелеет в душе такое отчаянное, но невыполнимое желание – стереть себе память.

Честно, я готова всю жизнь платить огромный процент от своей зарплаты той компании, что изобретет программу, что будет «удалять» человека из памяти.

Навсегда. Безболезненно и быстро.

Было бы здорово.

Я бы непременно стерла каждый взгляд, ласковые и проникновенные слова, прикосновения Адриана Батлера. Начиная с той секунды, как он предложил мне сделать «кричащий оргазм» у барной стойки, заканчивая той сценой сегодня, где он провожал меня в аэропорту Нью-Йорка и жадно целовал, вытягивая кислород и душу из моих легких…разумеется, я делала вид, что отвечаю Адриану взаимностью, сквозь призму удушливой ярости и ненависти. Не удивлюсь, если этого сумасшедшего только заводят подобные игры.

На самом деле, я не чувствовала ничего. Впервые, ничего не чувствовала, когда наши губы сцепились в горячем танце.

Только желание поскорее сесть в самолет и избавиться от Адриана.

Кто-то сказал, что «любовь – это хотеть касаться». Если это так, то вчера, объездив его сверху в безумном ритме, я выместила на Адриане остатки своих чувств и остыла к нему. Потому что теперь его прикосновения мне неприятны.

«– А ты ждешь, что я на колени встану и начну каяться в грехах?» – продолжаю накручивать себя, вспоминая, как было трудно увидеть хотя бы каплю сожаления о содеянном в глазах Адриана.

Но ничего там не было, абсолютно. Кроме похоти и желания объяснить мне, такой глупой девочке, которая «не так все поняла» и «не так все видит», что его связь с другими женщинами – это в порядке вещей, и он не виноват в том, что не оправдал моих ожиданий и слов «Пожалуйста. Никого, кроме меня».

А я ведь действительно думала, что Адриана Батлера можно исцелить, исправить. В его холодной, жестокой и надменной части души, я видела одинокого и брошенного мальчика, который просто не умеет открывать свое сердце и любить по-настоящему. История стара как мир. Я банально заблуждалась, как и миллионы девушек, мечтающие исправить своих мужчин, которые украли их сердца… Но нельзя никого изменить насильно. Можно либо принять человека и идти с ним по жизни, либо признаться себе, что полюбила в нём выдуманный образ, который сама себе же и придумала.

Я больше не хочу искать его изменам, циничному отношению к себе, оправдания, в нелегком детстве.

Слишком большие надежды я возложила на свою любовь, что словно солнце, подсветит более светлые и чувственные грани его души.

Но ни стыда, ни сожаления в его кристально-голубых глаза не было. До последнего момента.

Значит и я не должна ощущать, насколько мне жаль, что с этой секунды я сделаю все, чтобы вонзить тебе нож в спину, Адриан, и его острием разбить твое сердце изо льда вдребезги.

Я буду использовать твои методы, Эйд. У меня был хороший учитель. Что для тебя важнее всего? Выбор не велик. Твое детище, твой бизнес и, конечно же – ты сам. Поэтому и бить я буду по твоему самолюбию, делу всей жизни и репутации.

Ничего личного, мистер Батлер. Строго бизнес.

Все эти тяжелые, мрачные мысли удерживают мой мозг в ледяных и ядовитых щупальцах на протяжении всего полета из Нью-Йорка в Москву. К чувству безостановочной тошноты, добавляется нехилая мигрень, беспрерывно пульсирующая в висках. Но главным акцентом этого мучительного путешествия домой, является острая резь в сердце, что гулко бьется в груди, отдаваясь клокотанием кома в горле.

За восемь часов я не притронулась к самолетной еде, меня едва ли не вывернуло наизнанку, когда я смотрела на то, с каким жадным чревоугодием мой сосед по ряду поедал картошку с жирной куриной ножкой. А потом, около часа пил горячий кофе, прихлебывая на весь салон, мешая заснуть.

Поэтому, когда судно приземляется над Москвой, и мой взгляд падает на стройную и выделяющуюся на фоне осенней и мрачной столицы Останкинскую башню, я выдыхаю с облегчением.

Перед вылетом в Нью-Йорк я вновь попросила Клайда встретить меня. Эрик до сих пор в больнице, на такси ездить я не люблю. Услуги каршеринга исключает усталость, всегда сопровождающая долгие перелеты. На мою просьбу Гиббс тут же ответил согласием. Да так быстро, что у меня невольно промелькнуло в мыслях, что лучший друг Батлера ко мне неравнодушен. На мгновение, перед внутренним взором нарисовались красочные сцены с Клайдом и мной в главной роли, которые могли бы разбить сердце Адриану.

Ах, совсем забыла. Сердца у этого человека, выкованного из гранита, нет.

Когда направляюсь к Клайду плавной походкой, боковым зрением замечаю совсем юную и жизнерадостную девчонку, что на всех порах бежит к парню, который встречает её с пышным букетом белых роз. Она кидается ему на шею, визжа и всхлипывая, в то время как парень пылко обхватывает её бедра ладонями. Абсолютно никого не стесняясь, парочка буквально прилипает друг к другу в столь оживленном месте. Не обращая внимания на упавшие цветы, они целуются, словно в последний раз, жадно прильнув друг к другу. Выглядит их горячее приветствие так искренне и чувственно, что я невольно начинаю задыхаться от внезапно нахлынувшего потока боли, который сама и заблокировала, затолкнула в глубины души. До адской ломоты в груди сердце сжимается.

Так хочется, чтобы и меня так любил тот, кого люблю я.

До хрипоты, до легкого одурения, до возвращения в детство или раннюю юность. Так хочется этой открытости, честности и непосредственности, теплоты, что наполняет тебя до краев, позволяет крыльям за спиной гордо расправиться и придает сил, когда их, казалось бы, уже нет, и хочется просто упасть на колени.

Нет никаких правил любви, кроме одного: это чувство должно наполнять тебя, а не опустошать.

А именно опустошенной, разбитой, испитой до дна, я чувствую себя после этой долбаной поездки-сюрприза в Нью-Йорк.