Клайд приветствует меня сдержанной улыбкой и сухим рукопожатием и, кажется, даже не замечает моего поникшего выражения лица или делает вид, что не замечает.

– Как прошли выходные, Клайд? – интересуюсь, как только садимся в машину и трогаемся, отправляясь в сторону моего дома. Стараюсь, чтобы мой голос не звучал так, будто меня периодически изводят спазмы желудка и грудной клетки. Все мышцы и органы в теле чересчур сдавлены и напряжены из-за зажимов, образовавшихся в нем из-за пережитого стресса.

– Я посвятил их спорту. Тренировки, бассейн, – замечаю плутоватый блеск в глазах Клайда, который повествует мне о том, что классическим марафоном дело не ограничилось.

Они чем-то похожи с Адрианом. Батлер также раздвигает губы в легкой ухмылке Чеширского кота, когда он чертовски удовлетворен и сыт горячим постельным раундом.

Не то, чтобы меня интересует личная жизнь Клайда. Просто прикидываю, насколько он подходящий кандидат на сердце Виктории. Несмотря на роман со швейцарцем, у моей девочки должен быть выбор среди ряда достойных мужчин. Иначе не избежать её классической ошибки – руками и ногами держаться за первого встречного, из страха остаться одной.

– А как ты съездила в Нью-Йорк? Тебе нравится город? – поддерживает непринужденную беседу Клайд, выезжая на широкополосную магистраль, на которой нет пробок и можно слегка приоткрыть окно, впуская в салон поток свежего воздуха.

– Нет, – слишком резко отрезаю я, едва ли не ляпнув «теперь я просто его ненавижу». – Не моя атмосфера, не моя энергетика. Мне по душе другое. Жду не дождусь очередной поездки в Крым, где смогу посмотреть на «Мечту» и немного погреться, – слегка поджимая губы, разглядываю иссиня-серые тучи, невыносимо мрачной тяжестью нависшие над городом. Бывает «золотая осень», а бывает кадр из зловещего триллера. Сейчас как раз последний.

– Да, солнца всегда не хватает. Особенно мне. Я ведь родился в Калифорнии, – в двух словах обрисовывает основы своей биографии Клайд. – А вы с сестрой не из Москвы, не так ли? – кидаю подозрительный взгляд на Клайда, который с неподдельным интересом интересуется Викой, пытаясь упаковать это в непринужденный вопрос.

– Мы из Челябинска. И не надо делать вид, что ты об этом не знал. Не сомневаюсь, что у тебя была сотня возможностей заглянуть в документы Адриана, когда он собирал досье на меня, – с легким укором парирую я, стараясь не забывать, что Клайд не виноват в том, что его друг – полигамный подонок. – У тебя есть девушка, Клайд?

– Почему ты спрашиваешь? – замечаю, как широкие плечи Гиббса инстинктивно напрягаются, а кадык на шее делает шуструю «мертвую петлю».

– Ты привлекательный, спортивный, целеустремленный, – без тени смущения перечисляю очевидные достоинства я. – Такие мужчины не остаются без внимания. Особенно, в России. У многих с детства на подкорке прописана мечта «американ бой, уеду с тобой». Песня такая есть, – поясняю свой выпад я, заметив, как Клайд хмурится, не понимая шутки. – И сколько тебе лет? – на самом деле, задавать все эти личные вопросы – это очень нетактично и совсем не в моем стиле. Но должна же я отвлечься от мыслей о Батлере и прощупать почву на случай, если Вика положила глаз на этого красавчика.

– Мне тридцать один, Эмили. Спасибо на добром слове. Но возвращаясь к твоему вопросу, ответ: нет. Серьезные отношения меня не интересуют, – довольно решительно сообщает Клайд, слегка разочаровывая меня и заставляя вычеркнуть мужчину из кандидатов на Викино сердце. – Хотя, должен признать, что русские девушки очень красивы. Но я не готов к семье и детям. Это сейчас нечто вроде табу для меня, да и в нашей стране не принято торопиться. Я ещё не достиг того, к чему стремлюсь, а движение к цели довольно ресурсозатратно. Не хочу тратить энергию на отвлекающие факторы, – лаконично поясняет свою позицию Гиббс.

Главное отличие американцев от русских – восприятие своего возраста.

В России тридцать один – это серьезный возраст, когда многие уже начинают непроизвольно думать и постоянно повторять «я старею».

В Америке, до двадцати восьми ты считаешься наивным школьником и студентом, у которого вся жизнь впереди.

Я думаю, что нет правильных и неправильных взглядов на возраст. Надо жить, не пытаясь вписаться в общественные рамки и сроки, а сердцем. Старость действительно в любом случае наступит «завтра», а вся прожитая жизнь будет казаться скоротечным сном, и ощущаться, как мимолетное пролетевшее «вчера». В этом безумном восприятии времени и своей жизни, все, что нам остается – это проживать каждый момент своей жизни осознанно и не убегать от своих чувств и реальности…и, наверное, не прятать их, не закапывать внутри, как это сделала я. Даже если слишком больно…к горлу подступает колкий ком невыплаканных слез.

– Любимая и единственная женщина – это как раз безграничный источник энергии для мужчины, – едва слышно замечаю я, стараясь не возвращаться мыслями к Адриану и не думать, что я могла бы дарить ему каждый день, всецело и безоговорочно, если бы между нами не осталось пепелища моих надежд на нормальные, счастливые и гармоничные, доверительные и наполняющие отношения. – Но вам так сложно это понять, решиться взять на себя ответственность…вы боитесь. Боитесь даже попробовать, заявляя, что семья – это трата ресурсов.

– Мужчины с Марса, женщины с Венеры, Эми. Тебе не понять. А вообще, такую женщину, о которой ты говоришь, я ещё не встречал. Что была бы «источником». Пока мне хочется принадлежать самому себе, заниматься только своим развитием. Я тот ещё эгоист. И не скрываю этого. Я всегда честен с самим собой.

– Это похвально, – слегка улыбаюсь я, вновь заглядевшись на мужественного и вечно отстраненного Клайда. Инопланетянин, ей Богу. Его серебристые глаза – настоящая ракета в открытый космос, но теперь я точно поняла, что Вике лучше не быть её пассажиром.

Через час мы с Клайдом добираемся до моей квартиры, и я, естественно, приглашаю его в гости, в надежде на то, что Вика затеяла праздничный ужин в честь моего возвращения.

Как только переступаю порог квартиры, то сразу вдыхаю аромат, в котором узнаю запах её фирменной домашней пиццы. Тонкое тесто и много сыра. Я настолько люблю её кулинарные творения, что даже забываю о своих внутренних эмоциональных переживаниях и сглатываю слюнки, чувствуя, как ко мне вернулся аппетит. Еще бы. Ничто так не повышает мне настроение, как детская улыбка Маруси, что ползет ко мне на всех порах и горланит что-то на своем забавном «младенческом».

– Боже, какая умница, – хвалю малышку, когда замечаю, как Машенька хватается за стул в прихожей и, опираясь на него, уверенно встает на ноги. Задорно улыбается, топая пухленькой ножкой. Как ни странно, все её внимание приковано не ко мне, а к отчужденному Гиббсу, который не проявляет к крошке особого интереса.

– Вик, Маша ещё бегать не начала? – с порога любопытствую я. В следующую секунду в коридоре появляется Вика в домашнем фартуке с весьма аппетитным и большим куском пиццы в руках. Заметив меня, сестра расплывается в лучезарной улыбке, но она тут же исчезает с её лица, когда её взгляд останавливается на разувающемся Клайде.