Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Искать его в Москве, все равно что искать иголку в стогу сена, – сочувственно улыбнулся Леонид Маркович, – мы сейчас ищем Эрику Львовну, и если найдем, тогда отыщем и продюсера.
– А нельзя ли как-нибудь побыстрее?! – лицо Эскина изображало мольбу.
– Как-нибудь не получится, – ответил Леонид Маркович, отпив из своего бокала пиво.
– А как вы можете что-то сделать, если вы здесь с нами сидите и пьете?!
По-детски наивный вопрос Эскина развеселил Леонида Марковича.
– Интересная мысль, – засмеялся он, – в связи с этим я вам расскажу очень поучительную историю об Орфее и Эвридике.
– Да, знаю я эту историю, мы еще в школе ее изучали, – разочарованно вздохнул Эскин.
– А я все равно вам напомню, чтобы легче было объяснить, о чем я веду речь. Орфей был великим музыкантом, сыном простого смертного и Каллиопы, покровительницы музыки.
Достигнув зрелости, Орфей влюбился в Эвридику и женился на ней.
Вскоре после свадьбы Эвридика гуляла по берегу реки. Какой-то мужчина заметил ее и попытался насильно ею овладеть.
Эвридика пустилась от него бежать и случайно наступила на ядовитую змею, укусившую ее, и умерла. Орфей был совершенно убит горем.
Он взмолился богам, чтобы они позволили ему спуститься за Эвридикой в Подземный мир и вернуть ее к жизни.
Боги растрогались, услышав его скорбные песни, и исполнили его просьбу.
Когда Орфей добрался до берегов Стикса, границы между миром живых и Подземным миром, солнечный свет померк, и небо покрылось густой тенью. Орфей заиграл на лире, и Харон был так очарован музыкой, что перевез его на другой берег, забыв о плате.
Злобный страж подземного мира, трехголовый пес Цербер прекратил лаять и стал прислушиваться к музыке.
Трое судей всех мертвых тоже так были околдованы музыкой Орфея, что прервали свою работу, и мучения всех грешников, и мучения Сизифа.
И, наконец Орфей встретился с Аидом, повелителем подземного мира, и музыка его смягчила сердце царя мертвых. Аид согласился исполнить просьбу Орфея при одном условии: Орфей не должен оборачиваться и смотреть на Эвридику до тех пор, пока они не выйдут из Подземного мира и не окажутся вновь в мире живых, а если Орфей хоть раз взглянет на нее, то Эвридика навсегда останется в подземном мире.
Помня об этом, Орфей отправился обратно в мир живых, а Эвридика шла за ним следом.
Он шел прямо и не оборачивался. Но в конце концов мысли о своей возлюбленной так переполнили его сердце, что Орфей не стерпел и обернулся и навсегда потерял свою Эвридику.
– И к чему ты нам это рассказал?! – усмехнулась Алла.
– А к тому, что никогда нельзя целиком отдаваться ни своей работе, ни своей личной жизни, в том числе друзьям и любимым, – улыбнулся Леонид Маркович, – человек, отдающийся чрезмерно чему-то одному становится фанатичным и слепнет от переизбытка собственных чувств!
– Ну, ты и загнул! – засмеялась Алла.
– Ничего я не загнул, – обиделся Леонид Маркович.
– А я понял, – сказал Эскин и, перегнувшись через стол, пожал Леониду Марковичу руку. Тут же зазвонил телефон и Леонид Маркович для всех приложив палец к губам, взял трубку: Алло! Что ты говоришь Михалыч?! Значит, Эрику Львовну поймали. Пыталась улететь во Францию! Интересно! Интересно!
Обрадованный Эскин прижал к себе Аллу.
Он бы обязательно разревелся, если бы не поймал ревнивый и по-детски смешной взгляд Лулу.
И тут же его мысль об отце уступила другой, более философской и отвлеченной мысли о том, что никогда и никому нельзя полностью отдаваться.
«Может поэтому я и совершаю так много ошибок в своей жизни, что ослеплен чувствами и не вижу недостатков своих возлюбленных».
И он уже критическим взглядом окинул и Аллу, и Лулу.
Алла еще больше разгорелась яркими красками словно ярко рыжая осень на картине великого художника.
Лулу, напротив, поймала его внимательный взгляд и сразу вся съежилась.
«То ли животное, то ли ребенок, а скорее всего и то, и другое, но все же как невероятна красива Алла, и как она близка мне, словно я знаю ее уже целую Вечность!
И почему она мне раньше не встретилась?! – он поцеловал Аллу, а потом Лулу, и разглядев у нее под носом засохшую сопельку, заботливо вытер ее платком, и она ему как послушное дитя улыбнулась.
– А вы, как я погляжу, очень любвеобильный человек, – добродушно усмехнулся Леонид Маркович и Эскин взглянул ему в глаза, и долго не отрываясь, как-будто защищая сам себя, глядел, пока Алла снова не притянула его к себе нежным-магическим поцелуем.
Дяде Абраму показалось, что все их существование внутри будки рождено надеждой, страхом и слезами, а еще трепетной улыбкой Риты.
Солнце, вставшее утром следующего дня расцветило их своими лучами, быстро прорвавшимися сквозь широкую щель приоткрытой двери, которая теперь уже не билась от ветра, и не вызывала в душе непонятного беспокойства.
День был безветренный и своим теплом, и светом сулил радость и благополучие.
– День по кайфу, – сразу заметила Рита.
– Может спустимся вниз, – предложил дядя Абрам, уже притрагиваясь к люку руками.
– Ты, что, ох*ел?! – испуганно поглядела на него Рита.
– Ну, ты же сама сказала, что день по кайфу, – добродушно улыбнулся дядя Абрам, – а значит, наши предчувствия могут нас не обмануть.
– Ты, что, хочешь опять быть под копытом этого козла?! – Рита смотрела на него как на ненормального.
– Упасть с крыши мы всегда успеем, – засмеялся бодро дядя Абрам, – а вот проверить свою судьбу, погрузиться в ее таинство, думаю, необходимо!
– Ладно, проверяй, – дрогнула Рита, было видно, что она уже устала от долгого ожидания, как и от усталости с голодом.
– Хотя бы ради нашего будущего ребенка, – прошептал дядя Абрам и открыл люк.
Слабый электрический свет абсолютно пустой комнаты тут же создал в них очевидное напряжение.
Они глядели на нее и думали, что их ждет за белой дверью белой комнаты, лишенной всякого цвета, как будто с таинственным намеком того самого существа, которое посылает им едва уловимые знаки.
– Я спускаюсь, – прошептал дядя Абрам, поглядывая на белую лестницу, примкнувшую к краю люка.
– А может не надо? – жалобно сделала вдох Рита.
– Страх съедает душу, а мужество выделяет ее, – ответил без шепота дядя Абрам и начал спускаться.
– Только осторожнее, – прошептала с отчаянием Рита.
– Спасибо, – спокойно отозвался дядя Абрам, и спрыгнув с лестницы в комнату, быстро исчез за белой дверью.