без папы и мамы. Вы, вероятно, уже слышали, что их забрали от нас [одно слово не читается]. Было так грустно расставаться с ними. Вы, конечно, поймете. Мария [3-я дочь царя] уехала с ними, а мы остались с братом, он болен. Конечно, нам не сказали, куда и зачем их увозят – и сами они ничего не знали. Почти через неделю после их отъезда мы узнали, что они прибыли в Екатеринбург. Получили от них письма. Такая радость для нас – у мамы очень болит сердце вследствие ужасной дороги до Тюмени [сибирский город] – им пришлось проехать больше 200 верст [140 миль] на лошадях [то есть в повозках, запряженных лошадьми] по ужасной дороге. Ночевали в деревнях. Теперь они живут в трех комнатах. Перед окнами у них высоченный забор, так что видно только верхушку церкви. Мы теперь со дня на день ожидаем отъезда, как только брат полностью оправится…»

Из Екатеринбурга мы писем не получали. Гражданская война разрасталась, появилась вероятность освобождения царской семьи сибирскими белыми армиями, – и 17 июля 1918 г. по приказу советских правителей вся семья царя в Екатеринбурге была жестоко убита. Детали общеизвестны, я не буду их здесь повторять.

По-моему, опубликованные данные указывают, что спастись не мог никто; поэтому я считаю, что женщина, называющая себя великой княжной Анастасией, четвертой и самой младшей дочерью царя, должно быть, самозванка.

Моя учеба на инженера

Я никогда не планировал стать профессиональным военным и по возвращении в Царское Село решил пойти по стопам дедушки Григория Чеботарева и стать инженером. Однако меня не особенно привлекало горное дело – скорее строительство.

В Российской империи существовало много высших инженерных учебных заведений, которые назывались «институты», и по крайней мере шесть из них располагались в Петрограде – среди них Горный, Технологический, Политехнический, Электротехнический и Инженерно-строительный. Я же решил попробовать поступить в старейший из всех, Институт инженеров путей сообщения – прекрасное учебное заведение, диплом которого считался весьма престижным. Институт был основан в 1810 г. при царе Александре I и носил его имя. На фото 60 видна соответствующая надпись над его главным входом – так она выглядела до революции. К моменту моего поступления в институт имя императора и короны над головой орлов с фасада были уже сбиты.

В 1809 г. для организации института были приглашены французские инженеры и профессора, поэтому институт с самого начала был организован по образцу знаменитой парижской Ecole des Ponts et Chaussees (Школы мостов и дорог). Поначалу она занималась каналами и дорогами – включая, естественно, мосты. Позже к этому добавились железные дороги и их подвижной состав.

Как во всех инженерных институтах Российской империи, прием здесь осуществлялся на чисто состязательной основе, и конкурс в Институт путей сообщения был особенно серьезным. Чтобы получить допуск к письменным экзаменам, кандидат уже должен был иметь весьма высокие итоговые оценки по математике, физике и русскому языку за курс общеобразевательной школы. На практике это означало, что только 10 процентов лучших учеников общеобразовательных школ имели право принять участие в письменных экзаменах, которые предусматривали теоретический вывод уравнений, решение хитрых задач по алгебре, геометрии, тригонометрии и физике и экзамен по русскому языку – сочинение на заданную тему. Несмотря на серьезные первоначальные ограничения, конкурс на экзаменах обычно составлял до семи человек на место.

Мои оценки за общеобразовательный курс Императорского училища правоведения позволяли мне участвовать в конкурсных экзаменах. Однако я не хотел рисковать и около трех месяцев вместе с дюжиной других дерзающих занимался с выпускником института Сикорским[75] – инженером, специализировавшимся на подготовке абитуриентов к экзаменам. Он заставил нас серьезно работать; было очень тяжело, но занятия с ним дали нам прекрасную возможность освежить свои знания и вполне стоили затраченного времени и усилий.

Экзамены проходили летом, кажется в июне или июле, и я был уверен, что сделал все достаточно хорошо. Тем не менее я испытывал сильное волнение и беспокойство, когда, пару недель спустя, подходил в холле института к доске с вывешенными на ней списками нескольких сотен зачисленных студентов в порядке результатов, полученных на экзаменах. Я был очень рад обнаружить в середине списка и свою фамилию.

Став студентом института, я надел светло-зеленую форменную фуражку военного образца с темно-зеленым околышем. К бархатному околышу фуражки была прикреплена эмблема института и вообще персонала железных дорог и каналов – скрещенные топор и якорь (см. рис. 2).

Рис. 2. Такие посеребренные эмблемы носили на фуражках студенты Института инженеров путей сообщения в Петрограде

Занятия начались почти сразу же после экзаменов, но я успел закончить всего один топографический чертеж – разгоравшаяся Гражданская война вынудила меня и других студентов бросить учебу. Сам институт вскоре тоже временно закрылся. Тем не менее я принадлежу к курсу приема 1918 г.; это был последний год, когда вступительные экзамены проводились по-старому.

На Дон через Украину

О том, что происходит на юге, до нас доходили только фрагментарные сведения. Между строк большевистских газет можно было прочесть, что вся Украина оккупирована немцами, а на Дону и в Сибири пылают антибольшевистские восстания и идут серьезные бои.

Первые полученные непосредственно мною новости с Дона легко могли погубить меня. Однажды почтальон доставил мне заказное письмо, отправленное на мое имя и наш царскосельский адрес прямо из оккупированного немцами Киева, столицы Украины. Письмо было от подруги моего детства, дочери одного донского казачьего генерала, и написано в нем было примерно следующее: «Дорогой Гриша, ты, наверное, слышал, что Петр Николаевич Краснов избран атаманом Всевеликого Войска Донского. Мы обедали с ним позавчера, и он попросил нас сообщить тебе, если будет такая возможность, что по прибытии на Дон ты сможешь выбирать между назначением в вооруженные силы Дона или на дипломатическую службу…» Прочитав это, я перепугался до полусмерти. Я готов был выпрыгнуть из собственной шкуры и ждал ареста в любую минуту. Однако письмо это, очевидно, каким-то чудом избежало еще плохо организованной большевистской цензуры, так как ничего не случилось.

Вскоре после этого мы получили дальнейшие новости, но уже более благоразумным скрытным путем. Генерал Краснов установил дружеские отношения и взаимодействие с оккупировавшей Украину германской армией, в результате чего все военнопленные донские казаки теперь возвращались из Германии на Дон. По личной просьбе Краснова мой отец был репатриирован одним из первых и успел уже вернуться на свою родину, в Новочеркасск, столицу донского казачества. Он прибыл туда 26 июня 1918 г. Через посольство Дона на