аналогичны тем, которые существовали бы на внутренней арене, если бы законодательная функция в Соединенных Штатах осуществлялась самими гражданами в форме частных договоров, а не судами. Вместо муниципального закона, регулирующего канализацию или зонирование в главном муниципалитете, эти вопросы будут решаться рядом соглашений, заключенных между жителями разных улиц. Таким образом, в муниципалитете будет столько регуляторов, сколько улиц.

Наконец, необходимо изучить дипломатические документы, в которых представители Соединенных Штатов на международных переговорах признают определенные нормы международного права как обязательные для поведения Соединенных Штатов в международных делах.

Путем столь же утомительного процесса были собраны нормы международного права, признанные другими государствами. Для того чтобы знать общую сумму норм международного права, обязательных в определенный период истории во всем мире, теоретически было бы необходимо сделать подобные подборки в отношении всех государств мира. Если бы такая задача действительно была выполнена, ее результаты, несомненно, показали бы значительные расхождения как в отношении общих принципов, так и конкретных норм. Общемировые сборники в ограниченных областях международного права иллюстрируют отсутствие согласия. Многие авторы ссылаются на континентальное право в противоположность англо-американскому международному праву, международному праву Америки и российской концепции международного права.

После начала Второй мировой войны, в октябре 1939 года, двадцать одна американская республика заявила, что «в качестве меры защиты…. до тех пор, пока они сохраняют нейтралитет, они имеют неотъемлемое право на то, чтобы воды, прилегающие к американскому континенту, которые они рассматривают как имеющие первостепенное и непосредственное значение в их отношениях, были свободны от совершения любого враждебного акта со стороны любой неамериканской воюющей нации». Эта претензия на широкое и неопределенное расширение территориальных вод американских республик с целью защиты их нейтральных прав не была признана и прямо отвергнута Великобританией.

Этот недостаток точности, являющийся результатом запутанного множества односторонних претензий, который, как мы обнаружили, преобладает в нормах международного права относительно ширины морского пояса, не свойственен этой конкретной отрасли международного права. Она в большей или меньшей степени пронизывает большинство отраслей права наций в силу децентрализованного характера законодательной функции. Правительства, однако, всегда стремятся избавиться от сдерживающего влияния, которое международное право могло бы оказать на их международную политику, использовать международное право для продвижения своих национальных интересов и уклониться от юридических обязательств, которые могли бы нанести им ущерб. Они использовали неточность международного права как готовый инструмент для достижения своих целей. Они делали это, выдвигая необоснованные претензии на законные права и искажая смысл общепризнанных норм международного права. Таким образом, отсутствие точности, присущее децентрализованной природе международного права, порождает все большее отсутствие точности, а изнуряющий порок, который присутствовал при его зарождении, продолжает подтачивать его прочность.

Проблема кодификации

Для того чтобы исправить эту ситуацию и укрепить международное право как систему правил, способную регулировать и сдерживать международное поведение государств, с конца XIX века предпринимались многочисленные попытки кодифицировать те отрасли международного права, которые либо менее всего разделены противоречивыми толкованиями и утверждениями, либо более всего нуждаются в унификации. Кодификация настолько близка к настоящему законодательству, насколько децентрализованная система права может к нему приблизиться. Ибо такой инструмент международного права, как Заключительный акт Венского конгресса 1815 года, который кодифицировал международное право в отношении свободного судоходства по так называемым международным рекам и в отношении классификации дипломатических представителей является эквивалентом подлинного международного права.

В области так называемого международного частного права, то есть в отношении вопросов частного права, на разрешение которых может претендовать юрисдикция более чем одного государства, были приняты многочисленные кодификации. В целях избежания или разрешения конфликтов между различными юрисдикциями были заключены международные конвенции, охватывающие большинство государств, которые касаются таких вопросов, как гражданская процедура, брак, развод, опека, иностранные судебные решения, гражданство.

В гуманитарной области можно упомянуть Женевские конвенции 1864, 1906 и 1929 годов, касающиеся обращения с ранеными в полевых армиях, и все другие уже упомянутые конвенции, направленные на гуманизацию войны в целом, такие как Конвенция о законах и обычаях сухопутной войны 1899 и 1907 годов и другие конвенции в этой области, принятые Гаагскими мирными конференциями 1899 и 1907 годов; Международная опиумная конвенция 1912, 1925 и 1931 годов и Конвенция о рабстве 1926 года — другие примеры. Наконец, многочисленные трудовые конвенции, касающиеся часов и условий труда, заработной платы, страхования и т. п., были приняты Международной организацией труда; многие из них были ратифицированы и, таким образом, стали обязательными для большинства промышленных стран.

Можно заметить, что в большинстве вопросов, рассматриваемых в этих общих или близких к общим международным договорам, интересы отдельных государств вряд ли могут столкнуться, но, как правило, совпадают; ведь практически все государства имеют идентичный или, по крайней мере, взаимодополняющий интерес в единообразном регулировании гуманитарных вопросов. Однако важно отметить, что там, где расхождение национальных интересов было возможно или фактически имело место в отношении этих вопросов, этот вопрос не был урегулирован общими договорами, или же соблюдение договора было далеко не общим. Так, конвенции, устанавливающие единые правила в отношении противоречивых законов о браке и разводе, не были введены в действие странами, требующими религиозного брака, а Советский Союз не присоединился ни к одной из трудовых конвенций.

Именно Конференция по прогрессивному кодированию международного права, проведенная под эгидой Лиги Наций в Гааге в 1930 году, устранила сомнения в том, что кодификация любой отрасли международного права, какой бы она ни была, сопряжена с большими трудностями после того, как заинтересованные нации скрепили свою точку зрения. Она также выявила откровенную нецелесообразность, когда вовлечены национальные интересы наций, какими бы незначительными они ни были сами по себе. Лига Наций.

Даже конвенции, которые отнюдь не кодифицируют все международное право гражданства, были ратифицированы только десятью государствами и вряд ли заслуживают того, чтобы называться кодификацией в том смысле, в котором обычно используется этот термин. Этот впечатляющий провал не только продемонстрировал слабость международного права с законодательной точки зрения, но и страх правительств поставить под угрозу свои национальные интересы каким-то непредвиденным образом, согласившись с определенной нормой международного права или определенным толкованием уже признанной нормы, также породил сомнения и создал неуверенность там, где ее раньше не было. Как выразились профессора Китон и Шварценбергер: «Иностранные представительства добавили столько оговорок к тому, что считалось совершенно простыми нормами международного обычного права, что попытка кодификации просто поставила под угрозу ранее неоспоримые основы международного обычного права».