– Лесу жаль, что он тебя убил, – сказала я.

– Я знаю.

Мне нравится думать, что он меня простил. В его голосе не было злобы.

– Я по тебе скучаю, – сказала я.

– Не переживай, – сказал он.

Еще он сказал, что мы по-прежнему друзья.

Ноэми спала в лодке, пришвартованной в поле люпинов. Я никогда не видел ее такой безмятежной. Это забавно, потому что она только что прошла испытание, от которых многие люди бы двинулись умом. Но для нее было естественнее вести переговоры с разумным лесом, чем общаться со знакомыми людьми, – думаю, поэтому она мне всегда и нравилась.

Полицейские обмотали деревья желтой лентой, обозначая территорию, на которую никому нельзя заходить, пока Ноэми не нашли. Когда я умер, они тоже так делали. Я тогда боялся, что они привезут бульдозеры – что, конечно, смешно, потому что именно лес меня и прикончил, и с моей стороны было странно желать собственному убийце долгих безмятежных лет жизни. Но что было, то было. Неподалеку кто-то поставил круглую желто-синюю палатку из полиэстера и припарковал грузовик. Владельцу было наплевать, что они затоптали столько цветов. Некоторые бы сказали, что это все потому, что тут уже побывали «Скорая помощь» и грузовик и они первые оставили следы колес, но на самом деле он бы все равно там припарковался. Я так думаю.

Он свернулся калачиком в спальнике на дне палатки. Я включил вибрацию на его телефоне, чтобы он проснулся. Казалось, его сбило с толку, когда он проверил телефон и не нашел ни сообщений, ни пропущенных вызовов, ни сработавшего будильника. Наверное, решил, что звук ему приснился. Тем не менее он сел и протянул руку к фляге. Прополоскав рот содержимым, он расстегнул палатку и выплюнул жидкость на траву. Он увидел лодку. Мне повезло, что больше ничего не пришлось делать, чтобы привлечь его внимание. Он лениво подошел к лодке, но, увидев Ноэми, рухнул на колени и сгреб ее в охапку, повторяя ее имя и умоляя небеса, чтобы она была живой. Так странно… Я жалел, что не смог устроить этой сцены раньше, хотя подгадать такое стечение обстоятельств мне было не под силу. Она открыла глаза, эти свои зелено-карие леса, и подняла руку, чтобы заслонить их от солнца, светившего из-за его плеча.

– Гэтан, – сказала она. – Расслабься.

– Все думали, что тебя найдут так же, как Линка.

– Мертвой?

Она огляделась по сторонам. Когда он потер прядь ее волос между пальцами, проверяя, что это не сон, Ноэми не высказала никакого недовольства.

– Где мы? Я не в лесу?

– Ага. Прошло уже два дня. Где ты была?

Она ощупала себя, словно за эти пару дней могла раствориться, – но, конечно, все ее части были на месте.

– На маяке. Но теперь его больше нет, и озера тоже. Ничего нет. Кто-нибудь был со мной, когда ты меня нашел?

– Нет. Кто еще мог с тобой быть?

– Мне просто интересно, как я сюда попала. С Лайл и Джонасом все хорошо? А с Эмберлин?

– Да. Все в порядке. – Он потер шею. – Я, правда, избил Джонаса до кровавых соплей, но с ним все хорошо. Да еще и на виду у полиции. Гений! Провел ночь в камере – и, будем честны, она давно меня поджидала. Но Лейк прямо настаивал, чтобы против меня не заводили дело.

– Тебе повезло. Но с ним точно все хорошо?

– Ну, пара фингалов и сломанный нос, а так полный порядок.

– Еще раз сломанный нос?! – Она покачала головой. – Ну ладно, хоть у тебя вид божеский.

Гэт, сидя на корточках, смущенно ковырял кроссовок.

– Да, он тот еще боксер, честно говоря. Я надеялся, он меня отметелит. Я-то ему морду начистил на отлично. Знаю, что это ужасно. И что я ужасный.

– Я рада, что вы оба не пострадали.

Он удивленно посмотрел на нее, и я не мог с ним не согласиться. Никогда в жизни я не видел, чтобы Гэт так покраснел, но вот же, сидит, зардевшись как красна девица.

– Надо отвезти тебя домой, – сказал он. – А то ты тут бродишь по лесам… Все с ума сходят. У твоей мамы точно будет сердечный приступ.

До дома было всего ничего, но Ноэми не стала спорить. Я бы дотащил ее до дома в лодке, если бы Гэт не оказался поблизости. Наверное, лучше все-таки очнуться от забытья, когда над тобой нависает один человек, а не дюжина.

Только-только пробило шесть утра, и небо начинало светлеть. Никто не проснулся, когда они припарковались у дома. Джонас Лейк не собирался сегодня в школу: всего час назад он заснул на кровати Ноэми. Положив руку под подушку, он сжимал в пальцах книгу, которую нашел на тумбочке. Однажды он увидел, как она читает ее и потом укладывает на кровать рядом с собой. Она сказала ему: «Это моя личная книга. Мне от нее хочется плакать». Она сказала ему: «Оставь меня в покое», хотя и не в таких словах. Не важно, что это была за книга. Он мог бы прочесть ее от корки до корки и не понять, отчего же она так печалит Ноэми. Так же как я сам мог наблюдать все, что происходит с кем-то другим; знать все, что можно узнать о них снаружи, и все равно не понять, что это за человек. Может, нам под силу лишь стараться понять друг друга и делать так, чтобы и другие нас понимали. Может, Джонас думал то же самое, что думаю я сейчас: уже слишком поздно. Граница перейдена, и шансов у меня больше не осталось.

Ческа с Мэттом спали на диване в гостиной. Она улиткой свернулась на одном конце, он вжался в щель между подушками и набивной спинкой. Эмберлин хотела остаться на ночь у Лайл и пойти в школу вместе с ней, но наши родители настояли, чтобы она осталась дома. Девочки не спали и переписывались. Как только одна начинала клевать носом, другая присылала ей что-нибудь про лес, про озеро, про Ноэми, про меня. Скоро у отца зазвонит будильник, и он проковыляет в ванную. Избегая смотреть в зеркало, он вернется в спальню и уставится на коллекцию галстуков. Мама уже была на работе; она заправила хвостик в сетку для волос, и теперь по ней так сразу и не догадаешься, что волосы у нее рыжее, чем были у меня. Моя семья еще не сжилась с вечностью потери – мало того, они еще не до конца ощутили всю тяжесть этой бесконечности.

– Почему ты спал в палатке среди люпинов? – спросила Ноэми Гэтана, когда он заглушил двигатель.

– Погода была хорошая. Не знаю. Хотелось быть там, если ты выберешься из леса.

– С тобой все хорошо, Гэтан?

Он улыбнулся своей обычной улыбкой и отмахнулся.

– А то. С чего ты вообще спрашиваешь?

– Я не считаю тебя плохим человеком.

– Вау, надо же. Спасибо огромное.

– Я о тебе переживаю.

Он подергал ремень безопасности.

– Ты переживаешь обо всех, кого не считаешь ужасными людьми?

– Большинство людей ужасные. – Она пожала плечами. – Наверное, даже мы все ужасные. Но ты мне хотя бы нравишься.