Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты что? – крикнул он, тряся головой, как собака после купания.
– Ты меня не слушаешь, вот что.
– Слушаю.
– Что я сказала?
– Не помню.
– А ты вспомни.
– Не могу.
Она опять плеснула на него воду. Он вытерся, а Рая, убедившись, что глаза у мужа прояснились, опять обратилась к Никодиму, – оставьте нам свой телефон, когда мы получим подтверждение, мы вам позвоним.
– Нет, телефон я вам дать не могу, я сам приду через несколько дней.
Когда он ушёл, Борис обнял Раю и сказал:
– Ты просто чудо.
– Не просто чудо, а чудо в перьях, – ответила она и, освободившись, добавила, – в следующий раз когда будешь разговаривать с этим типом не смотри ему в глаза. Он тебя гипнотизирует.
– Откуда ты знаешь?
– Ты был как сомнамбула, поэтому я и лила на тебя холодную воду.
* * *
Получив письмо Бориса, Фима тут же позвонил ему и сказал, что никаких денег он не получал, а поскольку почта в Штатах работает хорошо и вероятность ошибки практически равна нулю, Бориса обманули. Кроме того Фима ходил в синагогу и спрашивал у раввина, что делать, а тот, посоветовавшись с Богом, настоятельно рекомендовал ни в коем случае не верить попу. Ведь у православных обмануть еврея считается праведным делом и Боря сейчас же должен расторгнуть свой договор со священником. Если же он всё-таки будет иметь с ним дело, то, по крайней мере, должен заставить попа поклясться на библии, что тот соблюдает заповедь, «не укради».
– Понимаешь, Фима, новая машина у нас дефицит, – остановил его болтовню Борис, – на чёрном рынке она стоит раза в три больше, чем по номиналу, но мне уже некогда искать покупателей, да и рубли я истратить не успею. В магазинах сейчас ничего нет, а брать с собой советские деньги глупо, они неконвертируемы. Никодим же платит долларами.
– Пока он не дал ни цента.
– Может просто деньги ещё не дошли.
– Они точно не дошли. Даже неизвестно были ли они посланы.
– Конечно, были.
– Ладно, если я их получу, я тебе сразу дам знать, а ты пока сделай на капоте «Жигулей» держатель. Пусть он воткнёт туда крест, чтобы все знали, кому машина принадлежит. Может, он тебе за это быстрее заплатит.
– Фима, с попом я сам разберусь. Ты мне лучше скажи, что надо брать с собой.
– Английский язык.
– Это понятно, а кроме. Ну, например, посуду, одежду, инструменты, постельное бельё.
– Какое бельё, здесь все эмигранты первые полгода должны спать на неструганных досках, а есть из алюминиевых мисок. Кто нарушает закон, депортируется обратно.
– Фима, кончай трепаться, я тебя серьёзно спрашиваю.
– Боря, здесь всё есть, ничего посылать не надо. Пересылка может обойтись тебе дороже, чем покупка нового. Я это точно знаю, потому что сам отправил сюда много всякого дерьма. Бери с собой самый минимум.
– Ну, а книги?!
– Зачем тебе здесь русская библиотека? Когда ты последний раз что-нибудь читал?
– Это неважно, я собирал её много лет и мне жалко пускать её с молотка.
– Боря, здесь столько всего другого, что тебе будет не до чтения. Учи английский, тебе нужно уметь грамотно выражать свои мысли и знать, что происходит вокруг. Миннеаполис – провинциальный город, здесь нет ни русского телевидения, ни русских газет, ни русского радио. Объясняться приходится на языке аборигенов.
– С женой-то ты говоришь по-русски?
– С женой да, а на работе из-за незнания английского я два года сидел на минимальной зарплате и каждый день молился, чтобы меня не выгнали. Это при том, что как учёный я гораздо лучше местных. Послушай меня, учи язык.
Боря не мог поверить, что в Америке всё есть, но даже если Фима не врёт, то за всем тем, что там есть, придётся ездить, искать и выбирать, объясняться с продавцами, в конце концов, а у него не будет ни времени, ни денег, поэтому лучше послать самые необходимые вещи отсюда. Беда только, что самых необходимых тоже набирается очень много и у него нет времени их паковать и отправлять. Нина Михайловна, узнав об этом, тут же предложила свою помощь, добавив, что может начать паковать одежду и посуду прямо сейчас.
– Какая посуда, – остановил её Боря, – отсюда в Штаты придут одни осколки.
– Даже если часть посуды побьётся, а одежду сожрёт моль, отправлять надо то и другое. Ты ведь не знаешь, что ждёт тебя в Америке.
Вечером они упаковали несколько посылок, а на следующий день он повёз их на почту.
Там была длинная очередь. В комнате с мрачным видом сидели люди с коробками разной величины. Адрес на больших коробках был написан латинскими буквами и отправлялись они в Америку, Германию или Израиль, а у многих посылающих были характерные крючковатые носы и вьющиеся чёрные волосы. Маленькие посылки отправляли изрытые морщинами старушки в самые разные населённые пункты России. Все сидели вперемежку, однако общих разговоров, обычных для любой очереди, не возникало. Представители второй группы не испытывали симпатии к представителям первой, а вот зависть в глазах явно читалась.
Боря подумал, что эта ситуация ослабляет и без того весьма хрупкую дружбу между народами Советского Союза. Слишком уж резкий контраст богатства одних и бедности других и никому не докажешь, что богатство это накапливалось годами, что отправить удастся только малую его часть, что на новом месте эмигрантам придётся начинать с нуля, что многие никуда бы не ехали, если бы их не били по их крючковатым носам и не таскали за курчавые волосы. Ну, может не многие, но он бы точно остался. Да кого это интересует!
Боря подошёл к лысому старику с семитскими чертами лица, сторожившему две большие коробки около самого окна, и спросил, сколько времени тот выстоял, прежде чем оказался в начале очереди.
– Часа полтора, – ответил старик, – и имей ввиду, что здесь разрешают отправлять не больше двух посылок за раз.
У Бори не было времени ждать и он поехал по другим делам, а на следующий день отвёз на почту Нину Михайловну. Она тихо села в конце очереди и стала думать о том, что скоро ребята уедут и она останется одна в огромной квартире, без дочери, без внучки, без зятя. Без этого мизантропа, к которому за столько лет она уже привыкла. Конечно, они ссорились, но она и с мужем тоже ссорилась, однако теперь с ностальгической грустью вспоминала только самые счастливые моменты своей семейной жизни. После получения открытки из ОВИРа она каждый вечер принимала большие дозы снотворного и каждое утро вставала с головной болью, но даже это было лучше, чем мысли, одолевавшие её во время бессонницы. Мысли, которые беспокоили её и сейчас.
– Чем вы так расстроены, – спросила её соседка, – вы ведь уезжаете в Америку.
– Никуда я не уезжаю, – с горечью ответила Нина Михайловна.