даже не рассматривалось. Пришлось бы отказаться от всех мер Sozialpolitik, от государственного регулирования и давления профсоюзов. Все партии, считавшие себя противниками радикального национализма, – социал-демократы и их сателлиты, а также коммунисты, партия центра и некоторые крестьянские группы, напротив, были яростными приверженцами этатизма и гиперпротекционизма. Они были слишком зашорены, чтобы увидеть, что такая политика ставит Германию перед чудовищной проблемой автаркии. Они просто закрывали на это глаза. Не стоит переоценивать интеллектуальный уровень немецких масс. Но им хватало проницательности, чтобы видеть, что главной проблемой Германии является автаркия и что способ ее решения (пусть ложный) предлагают только националистические партии. И если все прочие партии избегали обсуждения этой опасности, националисты предлагали какое-то решение. А поскольку немцам был предложен только план завоевания мирового господства, они его и приняли. Никто не сказал им, что есть и другой путь. Марксистам и католикам не хватило ума хотя бы указать, что нацистский план покорения мира обречен на военное поражение; они опасались задеть самолюбие людей, уверовавших в свою непобедимость. Но даже если бы противники агрессии точно обозначили все опасности и риски новой войны, простой гражданин все равно отдал бы предпочтение нацистам. Потому что наиболее осторожные и тонкие нацисты говорили: у нас есть конкретный план спасения Германии; это очень рискованный план, и мы не в силах гарантировать успех. Но он хотя бы дает нам шанс, а все остальные вообще не представляют, что нам следует делать. Если будете плыть по течению, вы обречены; если пойдете за нами, есть хоть какая-то надежда на успех.

Немецкие левые проводили не менее страусиную политику, чем левые партии Великобритании и Франции. С одной стороны, левые защищали всесилие государства и, соответственно, гиперпротекционизм; с другой, они игнорировали тот факт, что в мире автаркии Германия обречена на голод. Немецкие марксисты, сумевшие эмигрировать, гордились тем, что их партии сделали хотя бы попытку – пусть слабую и робкую – помешать перевооружению Германии. Но это лишь доказывало их непоследовательность и неспособность видеть реальность такой, как она есть. Тот, кто желает сохранить мир, должен бороться с этатизмом. Но левые поддерживали этатизм с не меньшим энтузиазмом, чем правые. Весь немецкий народ поддерживал политику государственного вмешательства в экономику, которая не может не привести к Zwangswirtschaft. Но только нацисты сделали выводы из того факта, что Россия может жить в состоянии автаркии, а Германия – нет. Нацисты победили, потому что им не противостояла партия сторонников laissez faire, т. е. рыночной экономики.

2. Несостоявшееся обобществление

Центральным пунктом партийной программы социал-демократов было обобществление (Vergesellschaftung) средств производства. Все выглядело бы ясно и однозначно, будь они готовы истолковать это как принудительную экспроприацию средств производства государством, а значит, как передачу всех отраслей хозяйства под управление государства. Но социал-демократы категорически заявляли, что имеют в виду совсем не это. Они настаивали, что национализация (Verstaatlichung) и обобществление – разные вещи. Акты национализации и муниципализации (Verstadtlichung) различных производств и предприятий, с 1880-х годов ставшие важной частью социально-экономической политики рейха и входивших в него княжеств, не были ни обобществлением, ни даже шагами в этом направлении. Напротив, они были следствием капиталистической политики, крайне невыгодной для интересов рабочих. Так что неэффективность этих национализированных и муниципализированных предприятий никак не связана с социалистическим требованием обобществления. При этом марксисты не объясняли, что такое обобществление и чем оно отличается от национализации. Они сделали несколько топорных попыток, но вскоре отказались от обсуждения этой неудобной проблемы. На эту тему было наложено табу. Ни один приличный немец не оказался настолько опрометчивым, чтобы нарушить это табу и поставить вопрос ребром.

Первая мировая война принесла с собой военный социализм. Одна отрасль хозяйства за другой подвергалась централизации, т. е. принудительно ставилась под управление комитета, члены которого – предприниматели из этой отрасли – являлись всего лишь консультантами правительственного уполномоченного. В итоге правительство поставило под свой контроль все жизненно важные отрасли хозяйства. Программа Гинденбурга требовала всестороннего охвата этой системой всех отраслей немецкой торговли и промышленности. Последовательная реализация этой программы постепенно превратила бы Германию в чисто социалистическое государство. Но Германская империя рухнула прежде, чем план Гинденбурга был доведен до конца.

В Германии военный социализм был крайне непопулярен. Его обвиняли даже в том, в чем его вины не было. Он не был единственной причиной голода. Блокада, призыв миллионов рабочих в вооруженные силы и переориентация всей промышленности на производство вооружений и боеприпасов даже в большей степени были причиной страданий населения, чем неадекватность социалистических методов производства. Социал-демократы и сами могли бы понимать все это. Но они не хотели упускать еще одну возможность для демагогических нападок на власть. Они обрушились на Zwangswirtschaft. Zwangswirtschaft – худшая форма капиталистической эксплуатации и насилия, утверждали они, демонстрирующая насущную необходимость замены капитализма социализмом.

Окончание войны принесло военное поражение, революцию, гражданскую войну, голод и отчаяние. Миллионы демобилизованных солдат хлынули по домам, многие из них не расстались с оружием. Они грабили военные склады и останавливали поезда, чтобы добыть еду. В компании с рабочими, потерявшими работу на остановившихся оборонных заводах, они прочесывали сельскую местность в поисках хлеба и картофеля. Сельские жители создавали вооруженные отряды самообороны. В стране царил полный хаос. Пришедшие к власти неопытные и невежественные социалисты были совершенно беспомощны. Они понятия не имели, как выходить из этой ситуации. Их взаимно противоречивые, отменявшие друг друга приказы разрушали административный аппарат. Голодное население требовало еды и было сыто по горло напыщенными речами.

В этой экстремальной ситуации капитализм в полной мере проявил свою эффективность и способность адаптироваться к обстоятельствам. Предприниматели, игнорируя бесчисленные законы и декреты Zwangswirtschaft, пытались вновь запустить производство. Прежде всего нужно было наладить производство на экспорт, чтобы покупать сырье и продовольствие в нейтральных странах и на Балканах. Без этого импорта Германия была бы обречена. Предприниматели сумели добиться успеха и тем самым спасли Германию. Их называли спекулянтами, но при этом гонялись за поступавшими на рынок товарами и были счастливы, приобретая предметы первой необходимости. У безработных опять появилась работа. Германия начала возвращаться к нормальной жизни.

Социалистов не огорчил развал системы Zwangswirtschaft. По их мнению, эта система была не социалистической, а капиталистической, а потому подлежала как можно более быстрой ликвидации. Предстояло приниматься за подлинное обобществление.

Но что означало обобществление? Это, говорили марксисты, не будет похоже ни на национализацию железных дорог, угольных шахт и т. д., ни на военный социализм с его Zwangswirtschaft. Но что же это тогда? Марксистам всех толков пришлось признать, что ответа на этот вопрос они не имеют. Более 50