Добровольческие и коммунистические отряды стали постепенно сходить с политической сцены. Они еще устраивали бои между собой и с полицией. Но постепенно все это вырождалось в прямой бандитизм и хулиганство. Необузданность и заговоры малочисленных авантюристов не представляли серьезной угрозы общественной стабильности.

Но социал-демократическая партия и ее печатные органы, постоянно осуждая еще сохранившиеся националистические добровольческие корпуса и требуя их роспуска, тем самым допустили грубый промах. Эта шумиха действовала как вызов для националистических партий, которые любили этих воинственных авантюристов не больше, чем социал-демократы, но не рисковали выступить против них открыто. В ответ они потребовали роспуска коммунистических вооруженных формирований. Но и социал-демократы находились в столь же щекотливом положении относительно коммунистических отрядов. Они их ненавидели и боялись, но не хотели выступить против них открыто.

Как в империи Бисмарка, так и в Веймарской республике основные властные функции принадлежали не правительству рейха, а правительствам отдельных земель. Пруссия была самым большим и богатым государством федерации с самым многочисленным населением; она была центром тяжести рейха или, точнее говоря, самим рейхом. Поскольку в императорском рейхе в Пруссии тон задавала консервативная партия, вся имперская Германия находилась под влиянием консерваторов. Поскольку в период Веймарской республики Пруссией правили социал-демократы, они и были главной силой в республиканском рейхе. Когда 20 июля 1932 г. канцлер Папен совершил государственный переворот и сверг социалистический режим в Пруссии, вопрос о политической власти в рейхе был практически решен.

Баварское правительство противилось роспуску националистических отрядов на своей территории. Дело было не в симпатиях к националистам, а в провинциальном партикуляризме{106}. Пойти наперекор центральной власти было делом принципа. Правительство рейха ничего поделать не могло, разве что развязать гражданскую войну, чтобы привести к покорности строптивого члена федерации. И вот в этой ситуации социал-демократическое правительство Пруссии предприняло роковой шаг. 22 февраля 1924 г. в Магдебурге была создана военная организация Reichsbanner Schwarz-Rot-Gold («Черно-красно-золотое имперское знамя»{107}). Это не было неофициальным военизированным формированием, как все остальные партийные вооруженные отряды. Это была настоящая армия правящей в Пруссии партии, армия, располагавшая полной поддержкой прусского правительства. Ее руководителем был назначен видный прусский чиновник, губернатор Саксонии. «Рейхсбаннер» была создана как беспартийное формирование, членом которого мог стать любой мужчина, присягнувший на верность республиканской системе правления и Веймарской конституции. Но в действительности это была социал-демократическая организация. Ее руководители утверждали, что готовы принимать членов любых законопослушных партий. Но подавляющее большинство ее членов были социал-демократами, до того состоявшими в различных местных и областных вооруженных отрядах социал-демократической партии. Таким образом, создание «Рейхсбаннера» не усилило военную организацию социал-демократов, а просто создало новую, более централизованную структуру, имевшую благословение правительства Пруссии. Члены католической партии центра никогда не имели многочисленного представительства в «Рейхсбаннер», а вскоре и вовсе покинули ее ряды. Третья партия, демократическая, была просто второстепенным филиалом социал-демократической партии.

Социал-демократы попытались оправдать создание «Рейхсбаннера» ссылкой на националистические настроения рейхсвера, сто тысяч солдат которого составляли все официальные вооруженные силы рейха. Но капповский путч продемонстрировал, что рейхсвер является вполне надежным инструментом, и в случае прямого столкновения националисты будут немедленно разгромлены. Единственную серьезную угрозу для Веймарской республики представляли националистические симпатии профсоюзов. Вожди социал-демократов не сумели перебороть этого настроения – многие втайне сочувствовали националистам. Хуже всего было то, что создание «Рейхсбаннера» обеспечило Гитлеру хорошую стартовую площадку. Его мюнхенский путч в ноябре 1923 г. окончился полным провалом. Когда в декабре 1924 г. он вышел из тюрьмы, казалось, что у него нет никаких перспектив. Создание «Рейхсбаннера» оказалось для него весьма кстати. Все немарксисты, т. е. большинство населения, были в ужасе от агрессивных речей его руководства и от того факта, что к концу первого года существования под его знаменами собралось более 3 млн человек – больше, чем во всех правых Wehrverbände{108}, [116] вместе взятых. Подобно самим социал-демократам, они сильно переоценивали силу «Рейхсбаннера» и его боеспособность. В результате множество людей были готовы помогать нацистским штурмовым отрядам.

Но последние очень отличались от других вооруженных формирований как левых, так и правых партий. В них входили не ветераны Первой мировой, которые были уже в возрасте, повоевали на фронте и теперь больше всего хотели сохранить работу, чтобы иметь возможность заботиться о своих семьях. Нацистские штурмовые отряды, как и прежние добровольческие, формировались из безработных парней, готовых дракой зарабатывать на жизнь. Их можно было собрать в любой час дня и ночи, а не только в выходные и праздничные дни. Вызывало сомнения, что вооруженные формирования других партий станут упорно драться в случае серьезной опасности. И уж заведомо было ясно, что они не могут быть инструментом агрессии. В отличие от этого гитлеровские штурмовые отряды были воинственны, это были профессиональные драчуны. Если бы в 1933 г. их противники не сдались без боя, то под руководством своего фюрера они развязали бы кровавую гражданскую войну.

В первый период своей карьеры Гитлер получал субсидии от большого бизнеса. Во второй период своей борьбы за власть он вымогал у них гораздо большие суммы. Тиссен и остальные платили ему, но то были не взятки. Гитлер принимал их деньги, как король принимает дань от своих подданных. Если бы они отказали ему в деньгах, он организовал бы саботаж на их заводах или попросту убил. Но в таких радикальных мерах не было нужды. Предприниматели предпочитали стать простыми менеджерами на своих предприятиях при нацистах, чем быть ликвидированными при коммунизме на русский лад. Никакого третьего пути в тогдашней Германии у них не было.

Сила и деньги бессильны перед идеями. Нацисты покорили Германию не благодаря нескольким миллионам рейхсмарок от большого бизнеса или безжалостной отваге своих штурмовых отрядов. В течение многих лет подавляющее большинство немцев испытывало сочувствие одновременно к социалистическим и националистическим идеям. Социал-демократы, бывшие членами профсоюзов, симпатизировали радикализму нацистов в той же мере, что и крестьяне, католики и лавочники. За коммунистов голосовали главным образом потому, что считалось: именно коммунизм поможет сокрушить западный капитализм и утвердить господство Германии в Европе. Немецкие торговцы и промышленники внесли свою долю в триумф нацизма, но ведь точно то же самое делали и все остальные слои общества. Исключением не были даже церкви – католическая и протестантская.

Большие идеологические перемены вряд ли можно объяснить тем, что кто-то вложил в это дело деньги. Что бы ни стояло за популярностью коммунизма в современной Америке, но это не щедрые дотации русского правительства и не тот факт, что какие-то миллионеры субсидируют левые газеты и журналы. И хотя верно, что некие еврейские банкиры, напуганные антисемитизмом нацистов, пополняли партийную кассу социалистов